Сначала таких детей председатели сельских советов и коменданты отправляли в город или в ближайший детский дом. Затем, когда беспризорных в каждом поселке и деревнях стало десятки, их пристраивали при яслях, создавали свои сады-ясли. Об этом рассказывает в своих воспоминаниях Е.А. Грязнова (Казьмина): «Мою маму комендант поставил собирать по землянкам детей умерших родителей. Там оказались дети от грудничков до 20-летнего возраста. Набралось около 100 человек, а дети все прибывали. Помню, приходит к нам комендант и говорит: «Казьмина! Иди вот в такую-то землянку, там ползают двое детей по мертвой матери» ... Часто детей было кормить нечем, и мама все, что можно было унести из дома, уносила в ясли, чтобы поддержать особенно слабых»39. Потом из этих яслей был сделан детский дом.
Описание жизни в детском доме мы встречаем во многих воспоминаниях. «У нас было две младшие группы и старшая. Младшие были сами по себе, никто к нам не заходил и не смотрел, воспитателей тогда не было, только еду принесут и все. Как мы жили? Это была большая комната, кругом стенок стояли кровати, а сбоку комнаты стоял длинный стол. Обедали за два приема: сначала младшие, потом старшие. На середине комнаты стояла железная печь... Она нас и обогревала и забавляла, греемся и рассказываем, кто что знает... Скота в поселке не было и все отходы от пищи приносили к нам в ясли... очистки от картошки, и мы этому были рады, лишь бы чем-то утолить голод... Кормили нас три раза в день: щи из зеленой капусты, что сейчас оставляют скоту, в этом супе поймать было нечего, — одна зеленая вода, граммов 300 хлеба на целый день. Малышам и этот кусочек не попадал. Старшие заранее приходили и запугивали младших детей, чтобы им хлеб оставляли, иначе они к печке погреться не пустят» (З.А. Дунченкин).
И все таки большинство детей выживало. По воспоминаниям воспитанников детских домов, «...во второй половине 1930-х гг. одевали и кормили хорошо, жить в детском доме нравилось: началась относительно нормальная жизнь. Зимой учились и летом не бездельничали. Был большой огород. Садили в основном картошку. Возле дома были грядки, где садили лук, морковь, укроп, помидоры. Держали поросят, за которыми ухаживали дети. Была лошадь... Березовые веники заготавливали. И в бане мыться, и полы подметать. За ягодами очень часто ходили. Дежурили по столовой, по кухне, по спальне. Хватало времени и играть, и бегать купаться (Н.С. Шалашная-Кирпичева)40.
С середины 1930-х гг. «жизнь в спецпоселках изменилась к лучшему». В вопросах оплаты труда, снабжения, социального страхования спецпоселенцы приравнивались к обычным рабочим. Росли заработки, на спец
39 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч. 1. С. 713—714.
40 Там же. С. 698.
26
поселенцев распространялось право получать надбавку к зарплате в размере 25 % за работу в районах Крайнего Севера. Укреплялось артельное хозяйство, развивалось индивидуальное огородничество.
С 1 января 1935 г. была отменена карточная система на хлеб, муку, крупу, а с осени •— на мясо, рыбу, сахар, жиры и картофель. Люди рассказывают в своих воспоминаниях о том, как они впервые купили буханку хлеба, съели ее и не верили в то, что можно достать деньги и купить вторую. Вот что запомнила об этом событии Е.А. Грязнова-Казьмина: «Январь 1935 г. Отменена карточная система. Помню, как сейчас, приходит папа домой, а под мышкой у него огромная буханка полубелого хлеба. Он положил ее на стол и говорит: «Ешьте, ребята, теперь хлебушек не будем делить. Мы не поверили своим глазам и сидим все трое как окаменелые. Откуда же такое богатство?»41.
Очевидцы из поселка Ичет-Ди так описывают изменения в поселковой жизни: «Поселок наш быстро начал строиться, был организован колхоз. На полях выращивали богатый урожай и занимались животноводством. Наш колхоз вышел в число передовых. На полях работало все население, в том числе и дети» (К.И. Чудова). «В поселке организовали колхоз К.Маркса, построили конюшню, скотный двор, разработали поле, сенокосные луга. На полях выращивали рожь, ячмень, репу, турнепс и другие культуры. Завезли сельхозмашины: молотилку, косилку, грабли конные. Весной посевная страда, а осенью уборочная кампания» (М.М. Максименков).
Натерпевшись, наголодавшись, даже едва заметные улучшения в жизни люди оценивали как «жизнь зажиточную». «Перед войной, — пишет С.С. Леонова- Белевич (спецпоселок Чесь-Ель), — переселенцы стали жить зажиточно, заработанный на трудодни урожай развозили на телегах по семьям». Росло и личное подсобное хозяйство. Сначала разрешали держать по одной корове на три двора, но вскоре семьям было разрешено держать лошадь, корову, овец, свиней, коз, птицу. Е.И. Дунченкин помнит, как семья постепенно вставала на ноги: «Отец был хозяйственным человеком, и поэтому, немного обжившись, стал заводить домашнее хозяйство, чтобы как-то обеспечить семейную жизнь. Сначала купил пару овец, потом телку, а через год у нас уже была корова».
Улучшились жилищно-бытовые условия жизни в спецпоселках: большинство семей стало жить в отдельных квартирах или даже в индивидуальных домах. М.М. Максименков вспоминает: «Выросли жилые дома. Строились частные дома. Вдоль главной улицы построили дощатые подмостки-тротуары. Построили больницу, клуб, семилетнюю среднюю школу, детский сад, обувную мастерскую. Жизнь шла полным ходом».
Вся жизнь в спецпоселках была направлена на решение одной главной задачи — выживание. Не была исключением и школа. Учеба воспри-
41 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шаба лова... Т. 4. Ч. 1. С. 715.
27
нималась как средство выживания, как минимум, а максимум — кардинальное изменение жизненной ситуации. Именно учеба открывала путь в другую жизнь, делала их не изгоями, а такими, как все. Поэтому и время учебы становилось важным рубежом в жизни.
Воспоминания свидетельствуют, что старшее поколение, несмотря на то, что обучение ложилось тяжелым бременем на скудные доходы семьи, а для школьников было связано с огромными лишениями, положительно относились к его продолжению. Примечательны в этом смысле воспоминания Т.П. Гвоздовской. Она рассказывает, что в письме из тюрьмы к дочери Татьяне отец писал «как заклинание»: «Прошу вас, дорогие детки: Учитесь, Учитесь и Учитесь»42 .
С середины 1930-х гг. дети, закончившие в спецпоселках начальные школы, могли продолжить обучение в школах повышенного типа. По кусочкам воспоминаний можно составить рисунок повседневной жизни школьника-спецпоселенца, что называется «на выезде». Жили они в общежитиях и интернатах, а там, где их не было, у местных жителей. С.С. Леонова-Белевич вспоминает: «В поселке была школа только до 4-х классов. Затем нужно было учиться дальше, и мы, школьники поселка, учились в Летке. Нагрузили телегу продуктами, а мы шли пешком, это 40 км, если не больше. Ходили пешком в любую погоду на каникулы домой, на праздники... А из дому несли продукты на себе, у каждого ученика была котомка за плечами. ...И так 3 года — 5—6—7 классы ходили пешком с поселка в Летку, с Летки домой».
Детей спецпереселенцев из спецпоселка Ичет-Ди возили учиться за 180 км в Троицко-Печорск. «После окончания семилетки, — вспоминает Е.А. Грязнова-Казьмина, — колхоз давал нам большой баркас и сопровождающего деда, погружали свой немудреный багаж и отправлялись где-то в середине августа своим ходом на учебу в Троицко-Печорск ... Соберут нас ребятишек с овсяными лепешками и фанерными чемоданами человек 18—20 и айда. Ох, какие это трудные были дороги!!! Не описать. Река холодная, быстрая, баркас почти не управляемый, и мы почти все эти километры лямкой тянули его на себе, а дед за рулем (если позволяет берег). Ночевали на берегу у костра. Все голодные, простуженные. И так две недели и больше были в пути. Прибываем в Троицко-Печорск, нас— в интернат. В комнате жили по 18—20 человек, на кровати спали по двое. Электричества не было. Нам на комнату давали по две свечи на неделю для приготовления уроков»43.
Наиболее грамотной спецпереселенческой молодежи предоставлялась возможность обучения на рабфаках, в техникумах и высших учебных заведениях.
42 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова T 4 Ч. 1. С. 683.
43 Там же. С. 715.
28
В клубах, избах-читальнях, красных уголках, которые были во всех спецпоселках, под строгим контролем коменданта проводилась политико-массовая и культурно-воспитательная работа: лекции, собрания, слеты передовиков производства. Работали в спецпоселках библиотеки, выписывались газеты и журналы. Е.А. Грязнова-Казьмина описывает художественную самодеятельность в клубе спецпоселка «Ичет-Ди»: «Выступали взрослые и дети. Особенно в красные дни календаря и в день отчетно-выборного колхозного собрания. Учителя ставили спектакли, были свои юмористы, как-то Гуляев Петр Емельянович и Разуваев Андрей Иванович. А как пели без всякого сопровождения русские народные и казачьи песни. Какие голоса. Вот выходит на сцену худенький маленький старичок— скотник Попов Иван Иванович. Поднимает высоко свою жидкую рыжую бороду и чистеньким сильным тенором запевает: «Соловьем залетным юность пролетела». Да как пел! Волосы дыбом поднимались. А потом его сменил густой чистый бас дяди Ефима Соколова: «Вдоль по Питерской». Особенно трогал всех дуэт дяди Ефима и его дочери Раисы. Вот это дуэт! «Посиял месяц близко над водой»; «Накинув плащ с гитарой под полою». А потом пел хор доярок, свинарок, телятниц. А мы, дети, тоже не отставали от взрослых. Выступали с физкультпирамидами, частушками, которые сочиняли сами»44.
К людям постепенно возвращалась вера в лучшую жизнь. Люди вспоминают, что перед войной в поселках пошли свадьбы одна за другой.
Особое место в памяти людей занимает Великая Отечественная война. Раскулаченные и репрессированные в 1930-е гг. коми крестьяне, восстановленные в гражданских правах в соответствии с Конституцией 1936 г., призывались на фронт, как все, с самого начала войны. Как можно судить по воспоминаниям, из раскулаченных коми семей шла на фронт большая часть взрослого мужского населения. Уходили на фронт и женщины. Например, из 11 детей И.Е. Козлова (д. Конец Озерье, Усть-Вымс-кий район) ушли на фронт 5 сыновей — Николай, Пантелей, Михаил, Ви-кентий и Александр и две сестры — Лиза и Анна. Погибли двое — Лиза и Викентий. К.П. Кетова (с. Луза, Верхне-Лузский сельсовет Прилузского района) взяли на фронт в 1941 г. Он был танкистом, воевал до конца войны, неоднократно ранен. Вернулся с фронта в 1945 г. Награжден Орденом Славы, медалями «За взятие Кенигсберга» и «За взятие Берлина». По свидетельству В.Е. Старцева (д. Шорый, Кунибский сельсовет, Сыктывдинский район), «отец ушел на фронт в 1942 г. и, надо сказать, с радостью. Он сказал, что там ему будет легче. До 1943 г. связь с ним была. Погиб отец под Ленинградом. В 1942 г. на фронт ушел и старший брат». По свидетельству Л.Ф. Косолапова (д. Берберы, Летский сельсовет, Прилузский район) из их семьи на фронте воевали его отец— Фи-
44 Покаяние: Мартиролог/Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова...Т. 4. Ч. 1. С. 719.
29
липп Савельевич (с июня 1942 по август 1945 г.), дядя Степан Савельевич (с начала до конца войны) и дядя Иосиф Савельевич, который погиб в 1943 г. под Харьковом.
В первые военные месяцы в армию стали брать представителей труд-переселенческой молодежи, снятых ранее с учета, но не покинувших комендатуру в силу семейных и прочих обстоятельств. Затем весной-осенью 1942 г. в соответствии с постановлением ГКО в армию были мобилизованы по трудпоселкам представители старших призывных возрастов. Война ускорила процесс восстановления в правах и снятие со спецучета как призванных в армию, так и прямых членов их семей (детей, жен). Льготы для служивших в Красной Армии и членов их семей были распространены и на них.
В конце 1941 г. — I половине 1942 г. из числа раскулаченных в Коми области было мобилизовано около 3 тыс. человек. Около половины мобилизованных спецпереселенцев погибли в боях на Мурманском, Карельском и Ленинградском направлениях. Количество мобилизованных и отправленных на фронты Великой Отечественной войны спецпереселенцев всех категорий за весь период составило 30 тыс. человек45. Только из спецпоселка Ичет-Ди Троицко-Печорского района были призваны 100 человек, более 60 не вернулись с фронта.
Люди помнят, как проходили в спецпоселках проводы на фронт: «Очень свежа в памяти картина проводов парней и молодых мужчин на войну. На берег собрался весь поселок от мала до велика. Подошли два парохода, один из них «Социализм», а другой не помню. Собрались семьями. Усеян весь берег. Раздалась команда прощаться... И началось... такой плач, такой стон, такие причитания... так было жутко... А когда пароход отчалил от берега, плач на берегу стал настолько ужасным, что волосы на голове шевелились, а пароходы давали гудки, как рыдания, до самого кудзибожского поворота, пока не скрылись из виду... Многих потом не досчитались в Ичет-Ди, каждую похоронку оплакивал горькими слезами весь поселок... И с великой радостью встречали оставшихся в живых (Е.И. Грязнова (Казьмина), спецпоселок Ичет-Ди)46 .
Воспоминания фронтовиков звучат как рапорт о честно выполненном долге: «Я ушел на фронт в 1942 г. Воевал танкистом, горел в танке, потерял зрение на один глаз, второй дважды оперирован. Брат Александр Караулов погиб на фронте (В.В. Караулов, спецпоселок Выльордым). «Я попал на Волховский фронт, участвовал в прорыве блокады Ленинграда и с боями дошел до фашистского логова — Берлина. В 1943 г. меня как лучшего артиллериста-наводчика приняли кандидатом в члены КПСС, а в июне 1944 г. приняли уже в члены КПСС (Л.П. Бессонов, спецпоселок
45 Копытин В.Н. Призыв спецпереселенцев в действующую армию // Покаяние: Мартиролог / Сост. Н.М. Игнатова... Т. 4. Ч. 2. С. 251—252.
46 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова...Т. 4. Ч. 1. С. 716.
30
Пивью). «В марте 1942 г. меня мобилизовали на фронт. Я воевал в составе 346 стрелкового полка Орденов Кутузова и Суворова стрелковой 63-й Витебской дивизии 5-й Ударной армии на Западном и Центральном фронтах на Орловско-Курской дуге. В августе 1942 г. в боях за город Ельню получил ранение,... после излечения в госпитале продолжал службу. Демобилизовался в феврале 1944 г. У меня 13 правительственных наград. Брат погиб 15.08.1942 г. при освобождении г. Ржева (Т.М. Новоевский, спецпоселок Веж). «Был призван в армию в 1942 г. На Волховском фронте был тяжело ранен. После ранения воевал на 1-м Украинском фронте. Дошел до Берлина, был в Праге (М.С. Распопов, спецпоселок Ичет-Ди). Среди 16 Героев Советского Союза уроженцев Коми области или проживавших на ее территории трое были из спецпоселенцев: И.Ф. Гущин, С.М.Черепанов, И.П.Давидович. Те, кто погибли, погибли как воины, те, кто вернулись, вернулись с честью. Отнести это за счет умелой пропаганды тридцатых? Страха за свое будущее? В какой-то мере может быть. И все же не это главное. Главное было в нерастраченной честности, сохранившемся чувстве долга, ответственности за судьбу страны.
Оставшиеся в поселках спецпоселенцы со всеми вместе переживали тяготы войны. Памятью о тыловых буднях — нормах снабжения, постоянной нехватке еды, заботе о детях, изматывающем труде, страхе и боли за судьбы родных и близких, ушедших на фронт, — заполнены воспоминания людей. «Лютый голод и холод на протяжении 5 лет. Непосильный труд. Рады были на фронт. Ладно, суть не в этом, что нам или мне было плохо. Это война и беда общая» (И.Е. Шалашная-Кирпичева)47.
О том, как работали в годы войны в лесу, писали так: «Вставали в 4 утра, в 5 получали суп, отводили детей в садик и в 6 часов выходили на лесоповал. В 20 часов приходили домой. Зимой работали при кострах, так как в 16 часов уже ничего не видно. Вечером кормили детей и ложились спать. За выполненную норму давали 800 г хлеба в день. За невыполненную норму — 600 г. Если раньше 20 часов уйдешь с работы, то и вовсе хлеба не дадут» (Е.И. Карнюшина).
Е.А. Грязновой (Казьминой) было 15 лет, когда началась война. Она вспоминает: «Все летние месяцы мы работали в колхозе... Косили, сгребали, стоговали сено. Было невыносимо тяжело выполнить норму взрослых. ... Особенно невыносимо было во время войны, когда нас, 15—16-летних, сняли с учебы и колхоз отправил в лес рубить шпалы железнодорожные. Пилили 5—6 куб. м древесины в 2—3 обхвата. ... Я работала две зимы — 1942—1943 гг. Очень суровые были зимы. Морозы доходили до 45—53 градусов. Лошади не могли ходить, а нас гнали на делянки от дома за 35—40 км. Один раз в месяц давали выходной. И мы шли домой пешком по Печоре, чтобы дома соскрести вшей. Мы ими кишели. Иногда пожалуюсь маме: «Как я устала». Она мудрая была и говорит: «Дочка, а
47 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова...Т. 4. Ч. 1. С. 700.
31
другим разве легче, а на фронте легко, молодые жизни свои кладут». И больше сказать было нечего»48.
А вот еще одно воспоминание: «Нам в тылу также было трудно, как и всем. Мы в работе не знали ни дня, ни ночи... Народ был сознательным, добросовестным, честным, трудолюбивым, 5 лет жизни без выходных дней и 15 лет без отпусков» (М.М. Максименков). Такова тональность многих воспоминаний.
Если в промышленности еще и соблюдались нормы снабжения продовольствием, то в колхозах ситуация была совсем никудышной: «В колхозе, — пишет М.М. Максименков — на трудодни ничего не давали. Ели пихтовую кору, а работа была тяжелая. Каждое утро нужно было вставать в 4 часа утра и до 21—22 часов... Работали от колхоза зимой в лесу, весной на сплаве, летом на сенокосе... Хорошо, что у меня было ружье и лодка, в то время тайга была богата дичью. Я охотничал (чаще ночами), приносил из леса дичь, глухарей, куропаток, рябчиков, зайцев, рыбачил удочкой, всегда приносил на уху рыбу. Ловил белку, ондатру. Сдавал пушнину, на это отоваривался мукой, дробью, порохом. Была у нас корова и небольшой огород. Так я зарабатывал, и семья выжила. Платил налоги, сдавал масло».
С трудом выживали семьи без мужчин, а таких было большинство. З.П. Чернецова описывает житье-бытье своей семьи в спецпоселке Боровой Сторожевского района в годы войны: «Отца взяли в армию. Мы жили все хуже и хуже. Помню, как мы собирали пихтовую кору (камбит). Она получалась длинными узкими лентами. Мы эти ленты сушили и толкли, а потом их заваривали. Еще рвали лебеду, весной на полях собирали гнилую картошку. Чувство голода было постоянным. Мама, бывало, придет и говорит нам: «Детки — пойте. Сейчас печку истопим, кипяток будет. Лук заварю, попьем и спать»49.
Вся тяжелая работа в лесу ложилась на плечи женщин. Надо было спиливать двухметровые деревья поперечной пилой, обрубать сучья, ошкуривать, в 3-х местах раскряжевать по мерке на сортименты, снести в кучу ветки. И все это в 2-метровой толще снега. «...От непосильной работы у женщин прекращались месячные, они переставали быть женщинами... А откуда было браться кровяной клетке»50.
Рядом со взрослыми в лесу, на полях, транспорте работали подростки. В 1941 г. осенью, — пишет Н.Е. Шалашная (Кирпичева), — меня выпустили из ремесленного училища, получила диплом «механик-слесарь 4-го разряда». ...Работали много, плавали на пароходах Северного речного пароходства ото льда до льда. Северное пароходство было на воен-
48 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч. 1.С. 716, 721.
49 Покаяние: Мартиролог / Сост. Н.М. Игнатова... Т. 4. Ч. 2. С. 300.
50 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч. 1. С. 699.
32
ном положении. За опоздание на работу судил военный трибунал, от чего меня Бог миловал. В первую осень после выпуска пилили дрова для пароходов. Я в детдомовских ботиночках, а мороз 40 градусов и больше... Заходили в будку погреться, а сторож говорит, что нас не велено пускать обогреваться, работать надо— план... В начале 1944 г. со склада нам дали валенки. Пожилой кладовщик тихо проговорил: «Наркомпрос выделил, мол, детдомовские очень зябнут»51. Не легче приходилось подросткам и в колхозе. «Мужики на фронте, а ребятишки — ямщики, бабы на скотном дворе — кто дояркой, кто конюхом, кто телятницей, кто сеновоз-чик. Они, бедные, и лошади повернуть не в силах, особенно в мороз, да что там говорить. Нам обидно и жалко их, что так трудно приходится. Действительно, ад кромешный» (М.Е. Кульченкова (Прохорова), спецпоселок Ичет-Ди)52.
В тяжелых условиях приходилось жить и работать немцам-спецпереселенцам. Они, как неблагонадежные, подлежали мобилизации не на фронт, а в трудармии. Сохранилось немало свидетельств об условиях их работы. Д.И. Деринга (спецпоселки Расью и Кожим) призвали в трудар-мию на строительство железной дороги от Кожвы до Печоры. На стройке «...работали день и ночь, как рабы, почти не кормили». Через 9 месяцев он заболел и его «больным, худым и изможденным вернули к семье». Г.Э. Гайер описывает аналогичную ситуацию: «Я шесть лет проработал в трудармии в Челябинской области53. Добывал уголь в шахте... условия тяжелые... Работали без выходных, в соленой воде и резиновых костюмах. Очень болели ноги» (спецпоселок Немецкий)54. «В 1942 г. нас мобилизовали в трудармию. Отправили в Палауз, еще глубже в лес. Целое лето находились в холодной воде, сплавляли лес, теперь не могу ходить. Ночевали возле берега в шалашах. Зимой рубили лес, вывозили по ледянке на лошадях» (Л.Э. Фрайс)55. Немцам-спецпереселенцам в годы войны было трудно и психологически. «Фашист, гад, немецкое отродье» — это то, что приходилось слышать в годы войны немецким детям от сверстников56. Было и такое.
Победу, как и вся страна, встречали ликованием. З.П. Чернецова (спецпоселок Боровой) вот как описывает День Победы: «Хорошо помню, как объявили День Победы. Погода была ясной, солнечной. Мужчин в поселке уже не было. Все люди выбежали на улицу, плакали, обнимались. Пред-
51 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. 4.1. С. 699.
52 Там же. С. 734.
53 В ноябре 1942 г. 700 человек, мобилизованных из спецпоселков Прилузско-го и Кожвинского районов, были отправлены на предприятия Челябинскугля // Покаяние: Мартиролог / Сост. Н.М. Игнатова... Т. 4. Ч. 2. С. 70.
54 Покаяние: Мартиролог/ Сост. Н.М. Игнатова... Т. 4. Ч. 2. С. 303.
55 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч.1.С. 689.
56 Покаяние: Мартиролог/ Сост. Н.М. Игнатова...Т. 4. Ч. 2. С. 365.
33
седатель еще раз объявил об этом празднике, и в честь такого дня разрешил зарезать лошадь и устроить в клубе праздничный обед для всех. Нам, детям, велели бегать по поселку от дома к дому и кричать: «День Победы! Война закончилась»57.
Вернулись с войны домой, т.е. назад, в ссылку, не многие, да и те в большинстве своем больные и раненые. «После войны опять наступил голод. Рабочий день не сокращался, выходных так и не дали. Опять основная тяжесть жизни легла на женщин, стариков и детей. Паек по карточкам не изменился, колхозники все также сдавали все подчистую, ничего не получая взамен, только государственные облигации. Да и по карточкам давали не все». (И.Е. Карнюшина). Каково им, победителям, было потом. Пятно происхождения не смывали ни раны, ни награды, возможности выезда с мест поселений по-прежнему не было. Только в 1947 г. спецпоселенцам разрешено было покинуть места ссылки, хотя система разного рода ограничений по отношению к ним существовала до 1954 г.58
В воспоминаниях много сведений о судьбах людей в послевоенный период. Кем же они стали? Кем угодно, только не люмпенами и маргиналами. Они одерживали победы, терпели неудачи, попадали в лагеря, воевали, учились. Судя по воспоминаниям, очень немногие спецпереселенцы связали свою жизнь с селом. В большинстве своем они стали рабочими, инженерами, врачами, учителями, служащими. И, как это ни парадоксально, те из спецпереселенцев, кто удержался и выжил в первые годы ссылки и позже, оказались в сравнении с колхозниками в более выгодном положении: приравненные к рабочему классу, они получали постоянную зарплату, раньше получили паспорта и, приезжая в отпуск, жалели своих земляков и сочувствовали им. Они стали жить жизнью обычного советского человека.
Однако социально чуждое происхождение порой оказывало свое трагическое воздействие на судьбу человека и спустя 10, 20, а то и более лет. Длинные тени были у событий 1930-х гг. Люди утверждают, что всю жизнь «...ярлык спецпереселенца, кулака, как хвост, долго следовал за ними»59. И даже через 50 лет наши вели учет и следили за чистотой анкеты. Из воспоминаний И.С. Шалашной (Кирпичевой) мы узнаем следующее: «1981 г. Ездила на родину. Племянница Вера к слову сказала, что ее сестра Люба очень хотела побывать за границей по турпутевке. Но в документе отметили, что родители матери были высланы в 1931 г. ...Что за
57 Покаяние: Мартиролог/ Сост. Н.М. Игнатова... Т. 4. Ч. 2. С. 300.
58 По данным МВД, «о наличии и движении спецпоселенцев-»бывших кулаков», расселенных в Коми АСС.Р на II кв. 1947 г. было: семей — 3752, человек — 10041; на IV кв. 1949 г. —2057 семей, 5761 человек; на I! полугодие 1950 г. было: семей — 1848, человек — 5197 // Покаяние: Мартиролог / Сост. Н.М. Игнатова... Т. 4. Ч. 2. С. 46, 54, 57.
59 Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4.
Ч. 1. С. 742. 34
преступники были дед с бабкой, Что прошло полвека и внучка, не знавшая их, должна терпеть такие унижения и получить такой запрет! Несмотря на то, что отец ее первым вступил в колхоз и проработал всю жизнь механизатором и на его доме висит табличка: «Здесь живет заслуженный работник сельского хозяйства Ахтырский Матвей Петрович». А вот дед с бабкой не оправдываемые. Их зачислили в «кулаки»60.
Массовая реабилитация в стране прошла, хотя и не закончена. Миллионам потомкам еще не сказали, что их предки ни в чем не виноваты. Примечательно такое описание Л.В. Васильевой (Короховой): «В один из солнечных дней муж (осужден по 58 статье) пришел домой очень взволнованный, держа в руках какую-то бумажку, в ней написано, что он ни в чем не виноват и полностью реабилитирован. Вот так судьба играет человеком. Получил 10 лет срока, отбыл 11, потом 7 лет ссылки, а потом сказали, что ни в чем не виноват».
И, как бы подводя итоги своих отношений с советской властью, люди писали: «Всех реабилитировали. На руках справки о конфискации имущества, о реабилитации. Но кто ответит за искалеченные судьбы людей? — пишет И.М. Головина (спецпоселок Лесной Чер)61. «Хотя прошло с тех пор уже много лет, а семью давно реабилитировали, но отголоски того страшного времени не дают покоя и по сей день. Люди, которые пережили этот кошмар, до сих пор помнят, как их унижали и оскорбляли ни за что, они обижены на власть, на судьбу, хотя и смирились с ней» (Ю.Д. Деринг, спецпоселок Расью). «Наши родители никогда нас не настраивали против советской власти. Мать всегда говорила: украдешь на рубль, потеряешь на сто. И мы старались расти честными, так и троих детей своих воспитывали. Так почему я осталась у разбитого корыта: до сих пор живу в общежитии, недавно похоронила мужа, тоже репрессированного. Сама я отработала в здравоохранении 41 год, из них 20 лет в районе, не одну жизнь спасла. Не знаю, когда правительство людям по их заслугам награды давать будет (ТА. Кротова-Залесская, спецпоселок Соръель)62.
60 Покаяние: Мартиролог/ Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч. 1. С. 693.
61 Покаяние: Мартиролог/ Сост. Н.М. Игнатова... Т. 4. Ч. 2. С. 335.
62 Там же. С. 298.
35
МВД СССР - У О Р Л В Л Е М Н Б' - В11У Г Р I: Н И ИХ Д Ы
Администрации Аркангельской области
1&К*>1, г. Apianiivifct-ь. ... ;:)гл»:Эмгсе|«к. 3.
АРХИВНАЯ СПРАВКА
По имщчимся архивным документам установлено, мто Дунченкина Айна Никитична, 1908 года рождения>ури*е:;~ ка Саратовской:области,вместе со своей семьей: Дунченюш Минай Иванович, 1874 г;р+,
Дунченкина Акулина Ивановна,. 1675 г, р. > Дун^ Минаевич, 1908 г.р., Дунченкин Тимофей Минаевич, 1903 г.р.,
Дунченкина Евдсдкия Минаеяна, . 1913 г .р.» Дунченкина Клавдия Тйг**ошеяя*» т'""" Дунченкин ■■ ■ -■ ■ ,«iIllrt
Дунченкина^"/'/- -была "аара1;;;-^дайа______«...
спецпоселеш ----- «ч. *''
ного npoicypt **1в**™ 3 1938 год;' —
отец мужа мать мужа муж,
б'зат мужа
СЗСТПЛ
В 1944 год £SS^fS^ Дунченкин . .sps^^jfe^4' ^ ^____
В 1937 го* ^^^^Г---"? евна бежали с 1*^^-—
22 апреля 3\._------—
спещоселения —--- _________
на основании ......-"
Сведений о tJ£M«»********** -*>ct "Чал""'' и Екатерины Ай*-» i-fff* TV*<"*> Основание: iyObg^"***^
сае^ондов
ад.
КРЕСТЬЯНСКАЯ ВЫСЫЛКА И СПЕЦПОСЕЛКИ
Карта спецпоселков в Коми АССР в 1930-е гг.
Карта спецлоселков в Коми АССР в 1930-е
ПРИЛУЗСКИЙ РАЙОН
АБЕЛЯШЕВА ЕЛИЗАВЕТА ИВАНОВНА
Нулевой поселок, Прилузский район
Абеляшева Лиза, в девичестве Киндсфатер, родилась 15 октября 1918 г. в Саратовской области Бальцеровского района в селе Гук в семье Киндсфатер Ивана Ивановича (01.08.1895 г.р.) и Екатерины Ивановны (04.06.1895 г.р.). в семье была старшенькой, кроме меня было две сестры и брат. А вообще-то семья была большой — 16 человек: брат отца с семьей, дедушка, сестра отца с семьей. По национальности были немцы, по вероисповеданию — православные христиане.
Жили в большом селе. Семья была большой, и поэтому построили большой дом, просторный, светлый, очень красивый. Возле дома был огород, небольшой сад, а за околицей был еще один сад, большой, где росли яблони, груши, вишни. Было много земли, выращивали хлеб. Жили очень богато, зажиточно, потому что все работали от зари до зари. Имели много скота: коровы, лошади, овцы, свиньи, утки, куры. Работали и взрослые, и дети. В колхозе не работали, только в своем хозяйстве, работников не имели и не нанимали, с хозяйством справлялись сами. Был сель-хозинвентарь, много надворных построек, сенокосных угодий, пахотной земли. Имели все, потому что трудились, по-другому не умели жить, бездельничать, как другие. По осени резали по пять свиней, мочили арбузы на зиму, собирали урожай со своего сада. Всего лишились в одночасье.
В 1930 г. отца Ивана Ивановича за «непоставку зерна» выслали в Воркуту, больше я его не видела. Было мне 12 лет, училась в третьем классе. В феврале 1930 г. забрали меня прямо со школы, в чем была, домой не разрешили зайти. Все родные были уже на подводах. Все плакали, никто ничего не объяснял, за что, почему нас и еще 10 семей с села высылают. Ничего из вещей не дали, все отобрали. Что стало с домом, не знаю, скот, наверное, забрали в колхоз.
Увезли нас на лошадях в г. Марксштадт, а затем на поезде везли в Котлас. В вагонах было холодно, голодно. Давали только кипяток и хлеб. Дети плакали, болели, умирали от голода и холода. До весны жили в Котласе в амбарах, где были только нары. Очень много умерло людей в Котласе от холода и голода. Весной, на пароходе повезли сначала в рассылочный лагерь в Сольвычегодск. Потом повезли на пароходе назад, в Котлас. Все обрадовались, думали, отпустят домой, надеялись. Но привезли нас на поезде в Мураши, Кировской области, а уж из Мурашей на подводах лошадьми в Прилузский район. Попали мы в село Ношуль, деревню Яковлевскую, поселили в дом, где жила супружеская пожилая пара, фамилии уже не помню. Но люди были очень добры к нам, жалели нас, мы были худые, но дорогу перенесли и добрались все живые. Жили мы
40
дружно, они нам помогали. Так как отца с нами не было, нас воспитывал, вырастил, не бросил брат отца — Петр Иванович — меня, сестер Катю, Марусю, брата Ивана, так мы все вместе и жили: отцова сестра с семьей, двоюродный брат с семьей, дед, бабка.
Затем отправили нас в Нулевой поселок, тогда много было поселков без названия, по номерам: 0, 1, 2 и т.д. Поселили в барак еще с одной семьей, тоже большой. В поселке пошла в школу, где я закончила 6 классов, и начала работать. Сначала, пока мне не было 18 лет, устроили меня нянькой в детский сад, где я работала 1 год, а потом, как все старшие, в лес. Рубила сучья, работала с пилой, была мотористом. Работали, конечно, в любую погоду. Грузили бревна на подводы, лес вывозили на лошадях. Все трудоспособные люди работали, сидели дома только с очень маленькими детьми. У нас была очень больна сестра отца, и она не работала, сидела с детьми, а их в семье было шестеро.
В поселке же была комендатура, и надо было отмечаться каждый месяц. Очень мы волновались за отца. Он писал очень редко. За хорошую работу его отпустили и он уехал на родину, в Саратовскую область к родственникам. Хотел приехать к нам, но заболел и умер, как написал двоюродный его брат, похоронили его как положено. Умер 31 ноября 1931 г. Так я рано лишилась отца.
Все работали на лесозаготовках в лесу, валили лес, сначала поперечной, потом лучковой пилой. Очень часто калечились в лесу, надо было быть очень осторожным. Ведь люди, приехавшие, привыкли работать на земле. Непривычно поначалу было в лесу работать, в снегу.
Маму мою пришибло в лесу деревом, парализовало руку, долго лежала в больнице, потом дома и умерла 26 марта 1947 г.
А потом началась война. Из семьи на войну никого не взяли. Дядя был уже стар, он был участником 1 мировой войны. Нашу семью война обошла, можно сказать, стороной, никто не погиб на ней.
Выполняли военный спецзаказ: валили лучший лес для оборонной промышленности, даже с малейшим дефектом лес уже браковали. Работали мы очень хорошо, нас не обижали. Больше нормы старались, выполняли, потому что за выполненную норму давали 1 кг хлеба, крупы по 200—300 г, иногда песок, а иногда и масло. А кто норму не выполнял, получал 300 г хлеба. За опоздания на работу, прогул был военный трибунал. Поэтому очень старались. А летом для колхоза косили сено, убирали лен.
А еще нам, молодым девчонкам, не замужним, приходилось сплавлять лес по рекам. На многих реках побывала. Придут с лесопункта — зачитают список, кого отправляют и куда. Никто не спорил, все отправлялись куда пошлют. Много девчонок утонуло. Река есть река. Плоты длинные, кто зазевается, падали в реку, бревна и сомкнутся. Мокрые, голодные, холодные, никому не пожелаю такой работы, оче^ь тяж^долшщ.
', г-5 Л я
ГОС V
41
Фотографий семьи, к сожалению, нет. Семь человек из нашей семьи похоронены в Нулевом поселке на кладбище. Вместо крестов только таблички с фамилиями ставили.
Но старались выжить. Дом не строили, но землю под огород распахали. Жить пришлось на разных кварталах лесных. Конечно, вспоминалась часто жизнь в Саратовской области, ведь тогда мы не голодовали. Но уехать не хотелось из Коми — некуда было, родни в Саратовской области не осталось, дом отобрали. Выросли в Коми, так Коми край стал второй родиной. Все живут здесь, сестры вышли замуж. Компенсацию за отобранное имущество не получали, хотя справки собирали, писали в Саратовскую область. Пишут — стоите в очереди, денег нет пока, ждите. Стояли мы на учете в комендатуре до 20 октября 1954 г., потом уже жили свободно.
Вышла я замуж поздно, в 27 лет, за Абеляшева Петра Алексеевича. Он был участником войны. От первого брака у него было двое детей. Первая жена погибла в лесу, упало на нее дерево. Родился у нас с Петей сын Анатолий. Больше я в лесу не работала (отработала к тому времени в лесу 10 лет). Работала в котлопункте поваром, затем прачкой, техничкой в общежитии. Учиться так и не пришлось. Воспитали мы с Петей шестерых детей. В комсомоле я не была, работали без выходных, без отпусков, в молодости в клуб не ходила, бывало, придешь с работы, а за тобой вслед идут, опять подводы грузить надо. Так и жизнь молодая прошла.
Теперь, конечно, тихо, спокойно живу. Дети помогают, внуки. Только часто от той работы болею: руки, ноги больны. Трудная, очень трудная жизнь была, и ни за что нас выслали, — за то, что хорошо трудились, за то, что родители наши хотели, чтобы нам хорошо рослось.
За работу в годы войны медаль имею — «За доблестный труд».
ПисатьЪама не могу, не вижу расплывается все, да и плачу я, вспоминая жизнь свою.
С моих слов записано верно.
Из фонда воспоминаний и писем научно-исследовательской лаборатории «История крестьянства Европейского Севера в 20—30-е годы XX века». Воспоминание со слов Е.И. Абеля-шевой записаны студенткой факультета психологии и социальной работы И.В. Захаровой. 4 декабря 2000 г.
42
ТРОФИМОВА (МАЛЫШЕВА) АЛЕФТИНА АЛЕКСЕЕВНА
Спецпоселок Усть-Вель, Прилузский район
Бергер Иван Яковлевич, 1875 г.р., немец, м.р.* с. Базель, Мар-кштадский р-н, АССР Немцев Поволжья, м.п. по месту рождения. Выслан на основании Постановления СНК и ЦИК от 01. 02. 1930 г. как кулака. М. с/п: п. Усть-Вель, Прилузский р-н, Коми АССР. С/с: жена— Бергер Дарья Андреевна, 1885 г.р.; сын — Бергер Иван Иванович, 1907 пр.; сноха— Бергер Лидия Карловна, 1907 г.р.; внук— Бергер Вальтер Иванович, 1928 г.р.; внучка— Бергер Вильма Ивановна, 1933 (1934) г.р.; внук — Бергер Иван Иванович, 1936 г.р.; внук— Бергер Оскар Иванович, 1939 г.р."
В бывшей Автономной области немцев Поволжья, в Саратовской губернии, на левом берегу реки Волги раскинулась деревня (село) Базель Марксштадского кантона. Ныне область является Саратовской.
В деревне проживала семья Бергеров, старший Яков и Лолиза и при них сын Иван с женой Доротеей. У стариков было 16 детей, но дожили до взрослого возраста 11 детей: 4 брата и 7 сестер. Все они разлетелись, при старших остались сыновья Иван и Александр. Александр был неженатым. У Ивана было 4 детей: Иван (1907 г.р.), Эммилия (1910 г.р.), Ольга (1911 г.р.), Термина (19.02.1913 г.р.). Занимались крестьянским хозяйством, растили хлеб, овощи, держали скот, но только для собственных нужд. Лишней земли не было, жили ниже среднего достатка, концы с концами сводили. В деревне были настоящие кулаки, жили богато, держали батраков, была возможность продать на сторону продукты своего собственного производства.
Началась коллективизация в 1928—1930-х гг. Многие в деревне были против, выступали открыто. Иван Яковлевич Бергер понимал создавшуюся ситуацию и сразу вступил в колхоз, хотя и числился в середняках. Призывал вступать в колхоз остальных и работать в колхозе.
У Доротеи Андреевны, матери Термины Ивановны, была сестра, меньшая по годам. Она вышла замуж за односельчанина. Он считался бедным. Ранее он хотел жениться на Доротее Андреевне, но не получилось. Поэтому он очень был зол на семью Бергеров. В этот острый момент в жизни страны, хотя и Бергеры были в колхозе, он пошел в Сельский Совет и сказал, что Бергеры жили раньше богато, имеют зло против Советов и их тоже надо выслать с кулаками. В это время была сплошная высылка нежелательных семей из сел и деревень, кулаков, подкулачников, противников Советской власти и коллективизации.
* М. р. — место рождения; м. п. — место проживания; м. с/п — место спецпроживания; с/с — состав семьи.
** Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч. 1/ С. 790.
43
Ивана Алексеевича Бергера в начале 1930 г. арестовали и увезли в село (город) Покровское. На второй день в воскресенье этого же года взяли всю оставшуюся семью Бергеров, деда (его жена Лолиза умерла в 1923 г.), Доротею Андреевну, Ивана с женой Лидией Карловной, Ольгу, Термину, которой было 17 лет, Павлину, двоюродную сестру и двоюродного брата Александра, которые проживали вместе с ними. У них рано умерли родители и Иван Яковлевич с женой Доротеей Андреевной воспитывали их вместе со своими детьми.
Из дому их увезли ночью на лошадях в г. Покровское. С деревни взяли еще 11 семей. Отобрали все: деньги, часы, украшения. Можно было только одеться, да немного взять продуктов. Голодранцы все проверяли, отбирали и оставляли себе. 16 февраля 1930 г. из Покровского увезли в Сольвычегодск. В Покровском пробыли около 2-х недель. Кушали, что могли взять с собой, обменивались на вещи. До Сольвычегодска ехали в товарных необорудованных вагонах, было очень холодно и многие умирали по дороге. В Сольвычегодске прожили до весны. Мужчины, Иван Яковлевич, и Александр, ездили на работу в Котлас. Туда ездили все работоспособные мужчины, а также женщины, которые не были связаны детьми. Термина с Павлиной нанялись убирать помещения. Здесь умер дед Яков. Летом 1930 г. отправили в Мураши, а оттуда в Пуп, в сторону Ношуля, где жили около 1 месяца. Потом направили в Ношуль.
В Ношуле определили местом проживания деревню Яковлевскую. Жили там около месяца. Затем направили на Нулевой поселок, от Ношуля вверх по Лузе. На месте Нулевого поселка раньше проживал Косты-лев Василий из Лихачевки. Место под поселок практически было пустое. Из мужчин и женщин организовали бригады на валку леса. Бригадиром у Термины Ивановны был высланный Борис Михайлович Клементов. Очень заботился о своей бригаде. По какой-то причине Клементова внезапно увезли, неизвестно куда. Начали строить дома сами. Руководил строительством Смол ев Илья Егорович. Комендантом поселка был Ульянов Андрей. Злой был человек. Очень много издевался над высланными, бил, не давал пищи, продукты. Посылки не вручались адресату. Многие высланные люди не умели говорить по-русски, тем более по-коми, и это особенно давало повод к издевательствам, так как высланный был безответный. Приехало руководство, и высланные немцы кое-как объяснили про плохое к ним обращение коменданта. Его судили и посадили в тюрьму в 1932 г. В Нолевом поселке продолжали жить одной семьей. Здесь перекрестились судьбы Термины Ивановны Бергер и высланного Малышева Алексея Ивановича.
Отец Алексея Ивановича, Иван Ильич Малышев, с семьей проживали ранее в большом селе Елань в Царицынской губернии, ныне Волгоградская область.
Дом Ивана Ильича Малышева стоял почти в центре села, немного в стороне от главной улицы (ныне улица Ленина) по переулку Красных
44
Партизан. Дом в кирпичном исполнении, одноэтажный, не очень большой (может, 6x8 м). У Ивана Ильича Малышева была жена Елена, дочери Наталия, Антонида были замужем в то время и проживали со своими семьями отдельно, сыновья — Николай (тоже имел свою семью и проживал отдельно) и мой отец Алексей (1910 г.р.). При коллективизации Ивана Малышева (моего деда) судили как зажиточного и выслали до 1930 г. в Котлас. Семью не выслали, но дом, все хозяйство, землю отобрали. Дом взял сельский совет, затем продал колхозу. Когда Ивана Ильича Малышева увозили, то вместе с ним увезли и сына его младшего Алексея.
В 1935 г. Иван Ильич с сыном Алексеем были освобождены в Котласе и выслан в Коми АССР в Нолевой поселок Прилузского района. Приехали они в поселок осенью. Почти сразу познакомились с семьей Бергеров.
Иван Малышев был небольшого роста, полноватый, широк костост-роением, крепкий, 1874 г. р. В 1936 г. Иван Ильич с сыном попытались нелегально уехать из Коми. С поселка ушли благополучно, дошли до Мурашей. Документов об отпуске не было. При посадке в вагон их остановила милиция. Этапом обратно вернули в поселок. От переживаний, расстройства, унижения Иван Ильич пытался покончить жизнь самоубийством. Но благодаря сыну Алексею (моему отцу) этого не произошло.
Бабушка Доротея с дедом Иваном Яковлевичем очень их поддерживали словом и делом. Малышевы часто гостили у Бергеров, были дружелюбны. Когда заболел Алексей Малышев, то Бергеры всеми силами старались облегчить его состояние, лечили, чем могли, стирали, готовили пищу. Но дедушка мой Иван Ильич потерял много здоровья и умер летом 1936 г. Ему было всего 62 года. Похоронили его на кладбище Нолевого поселка. Кладбище находится на берегу речки с правой стороны при въезде в поселок со стороны реки Лузы. От реки Лузы поселок находится в 6—7 км. Я там бывала в детстве, когда там жили бабушка и дедушка Бергер.
После смерти Ивана Ильича Алексей Иванович и Термина Ивановна поженились осенью 1936 г.
В 1936 г. семью Малышева Алексея Ивановича перевели на проживание в село Ношуль. Квартиру дали у семьи Шулеповых (прозвание Обро-сы) ниже (нынешней) почты. Алексей Иванович был хорошим плотником. Зимой 1936/37 г. переехали за реку Луза от Ношуля 9 км на квартал 159 на рубку леса. Жили в вагончике. Начальником лесопункта был Русанов. Так как Алексей Иванович хорошо работал, его почитало руководство лесопункта. В 1937 г. перевели на базу (ныне поселок Чекша), дали квартиру. За это время родились сыновья Коля и Володя. Они умерли в 1938 г. от скарлатины. Умерли оба в одну неделю. Помочь ничем не смогли. В 1939 г. родилась дочь Аля, а в 1941 г. сын второй Николай в Ношуле.
В 1941 г. семью Малышева Алексея Ивановича направили на работу на 172 квартал. В 1942 г. отца взяли в действующую армию. Мама, Термина Ивановна, проживала на квартале 172 до 1946 г. В связи с закрытием
45
квартала всех перевели на квартал 173. Работала на заготовке леса. Их бригада состояла из женщин-немцев. Они грузили лес на тракторные сани. В лесу работали порою сутками, это зависело от поданного состава (тракторные сани). Женщины не могли ухаживать нормально за детьми и жильем. Колю, моего брата, взяли к себе на проживание дедушка и бабушка Бергер, которые проживали еще на поселке Нулевой, затем на третьем. Его пай, который получала мама, посылала им, она им помогала, чем могла. А я жила с ней. Было всякое время. Когда мамы не было, мы были дома одни. Когда она сутками не приходила, кушать было нечего и мы ели сырое пшено. Было холодно, и как то раз мы затопили печь и чуть не сгорели. Да ладно был один дедушка Энгель, он и спас нас и целый барак.
Когда женщины уходили в лес на работу, детей, то есть нас, собирали в одну комнату, затем после пожара открыли так называемый садик. Туда нас водили и днем и ночью, было холодно и многие болели. Я росла слабой, больной девочкой. Очень болел мой троюродный брат Альберт. Мама мне наказывала, что бы я за ним ухаживала, но женщина, которая заведовала садиком, не разрешала подходить к нему, она сажала его на скамью и он сидел до прихода родителей. Он уже не плакал, а ныл. Я урывала время, когда уходила эта женщина и брала его на руки. Если она заставала нас, очень наказывала. Она еще заставляла приносить из дому вещи как дань. Я унесла отрез на кофту, очень красивый, и приготовила ленту. Родители обнаружили пропажу и выяснили все, ее выгнали. Хорошо, что у мамы и Лидии Ляпиной мужья были на фронте и они имели большие права. Помню, мама собрала бригаду идти на погрузку леса, а мне оставила наказ кормить Альберта, на ручки не брать. Кормила молоком сладким, которое дала т. Лукерья Трофимова, она одна держала корову. Очень помогала нам, была очень доброй женщиной. Альберт не брал молоко, у него все текло по уголкам рта. Я разбудила Веру Ляпину (она старше меня была) и сказала ей. Она сразу стала кричать и мы тоже. Родители не успели уйти, были на улице, услышали нас и зашли. Альберт умер. Его они на руках несли до кладбища (кв. 173) и похоронили.
Затем прислали еще девушку, которая работала в садике, она носила молоко с Ношуля, снимала сливки и ночью взбивала масло. А в бараке слышимость очень хорошая, это услышали женщины, и масло полученное разделили. Помню, нас разбудили ночью и мы кушали хлеб с маслом. Первый раз в жизни. Ее тоже уволили, прислали нам еще девушку. Она была красивая и тихая, добрая. Тут уж мы обнаглели. Мама застала меня на спине у нее, меня здорово она наказала, а девушку ругала за то, что она допускает такое, а сама очень плакала. Эту девушку женщины полюбили и очень ей помогали.
Я знаю по имени всех, но не называю. Многие умерли, но остались родные, очень хорошие люди, мы общаемся с ними. Но они не знают об этом. Да и зачем. Может, время заставило этих девушек идти на это.
46
На улицу мы не выходили, когда не было родителей: по кварталу гуляли волки. Днем на квартале были только дед Энгель и продавцы, Вахнин Семен (немой) и Василиса. Они днем очень дрались, били посуду, выкидывали через окно. Когда нас пускали на улицу, мы собирали осколки и играли ими. Игрушек не было.
Вначале отец Алексей писал нам письма, а к концу войны и после войны как в воду канул. Считали, что он без вести пропал. Мама Термина Ивановна запросов никуда не посылала. Все ждала. А отец дошел до Чехословакии, был семь раз контужен, ранен. На войне потерял все зубы. Долгое время лежал в Ленинградском госпитале, была произведена не одна операция. Потерял всю надежду на жизнь, но женщина врач убедила его согласиться еще на одну операцию. Была проведена операция, удалили поврежденную почку, и отец выжил.
В годах 1947—48 гг. Термина Ивановна по линии военкомата объявила розыск. Отца нашли, но он не вернулся в Ношуль, так как он уже был женат вторично в Елани. Позже, в начале 50-х, он уехал в г. Бухару Узбекской ССР, где прожил до 1975 г., потом снова возвратился со своей женой
Полиной в Елань.
С квартала 173 мама Термина Ивановна с нами переехала в поселок Тропоздын, который расположен по реке Сокол, выше п. Велдорья. В Тро-поздыне мама вышла замуж за Тонер Герберта Эммануиловича, семья которого тоже была выслана. Он был из немцев Поволжья.
В 1949 г. с Тропоздына переехали на лесоучасток Гагвож в 7 км от поселка Воймос. В лесоучастке жили до 1952 г. (в Гагвоже), затем переехали на лесоучасток Бедьвож. В одно время Герберт Эммануилович работал мастером леса. Родились 3 сына: Герберт, Виктор, Женя.
Малышев А.И. после войны не давал знать о себе года три. После Ленинградского госпиталя он вернулся в Елань и женился на жене брата Полине, у которой от мужа Николая были дети, Тамара и Володя.
Надо сказать, что Термину Ивановну (маму) семья Малышевых знала, так как в 1937 г. в Ношуль приезжали мать Алексея Ивановича (отца моего) Елена... (которая умерла в 1958 г.) и сестра Наташа.
Мы с мужем Валентином Степановичем ездили в Бухару в 1966 г. и в 1968 г. Отец собирался в Ношуль, но не решился приехать. Да и когда проживал в Елани, тоже собирался приехать в Ношуль, но что-то все же его удерживало.
В 1986 г. в августе мама и я ездили и в Колманку (Алтайский край) к Жене. В Елани отец и мама виделись в последний раз. Вскоре 13 сентября 1986 г. отец умер. При встрече отец очень был уже болен и очень сожалел, что так поступил с нами. Маму он сразу не узнал, думал, что это моя подруга. А потом очень плакал. Из его рассказа я поняла, почему он не приехал за нами. Это то, что мама была немка. Из семьи Н.И. Малышева и Г.И. Малышевой я осталась одна в живых. Мама умерла 10 сен
47
тября 1988 г. Похоронена на/ладбище в с. Объячево, местечко Монастырь.
...У моих родителей и их сверстников молодость прошла в непосильном труде. Да и нам досталось. Проживали на поселках-кварталах вдали от школы. С Гагвожа, несмотря на погоду, ходили утром и вечером пешком 7—8 км. Мы были плохо одеты, еда была плохая. Преподавателем был Тимофей Васильевич Ермаков, у него был протез, жена, как мы ее называли, т. Таня. Очень душевные, простые, добрые люди. Когда мы приходили в школу, а они жили в этом же бараке, где и комната была выделена под класс, т. Таня очень нас жалела и предлагала: кисельку похлебайте горячего. Иногда нас брали на паровоз, который возил лес до Воймоса. Но были сильные морозы, а платформы были открытые, нам было ужасно холодно и мы бегали по платформе при переезде. Машинисты боялись брать нас, и некоторые брали нас в кабину, но мы, конечно, мешали им в работе. Очень добрые люди были: д. Костя Леонов, Егоров, Фетисов и другие машинисты, диспетчер Владичек. Но когда переехали в Бедьвож, надо было ходить в школу за 17—18 км.
...Получила семилетнее образование, и пришлось идти на работу в 1955 г., так как в новой семье мамы было трое детей и бабушка Эмилия, которая не получала пенсию, да и мама болела. Работала приемщиком леса верхнего склада Воймосского лесопункта, лес принимали у пня, затем на разделочных площадках. Требовательность была большая. Работали в две смены, несмотря на условия погоды и наш возраст, я была еще несовершеннолетняя.
Я работала в бригаде Сокина Афанасия Терентьевича. В бригаде были 2 женщины (приемщик и разметчица), а остальные — мужчины, в основном выпущенные из тюрьмы, но не сказать, что они нас обижали. Они нас защищали во всем. Бригада была семья. Благодаря начальнику Григорию Игнатьевичу Чернышову я была направлена на курсы нормировщика в г. Правдинск Московской области. Потом работала нормировщиком в Воймосском лесопункте и в РММ п. Чекша. В 1964 г. вышла замуж и перешла жить в с. Ношуль.
У нас с мужем Трофимовым Валентином Степановичем двое детей и два внука. Дети получили высшее и средне-техническое образование. Когда я училась, я дала себе слово, если у меня будут дети, от школы я никуда не уеду. Слово я сдержала и детей выучила. Они живут в Сыктывкаре и Ухте.
В 1966 г. перешла работать в отдел рабочего снабжения Ношульского леспромхоза бухгалтером, экономистом, где и проработала до 1983 г. Закончила заочно Сыктывкарский техникум Советской торговли. Общий стаж работы 43 года. В настоящее время с мужем находимся на заслуженном отдыхе, занимаемся приусадебным хозяйством.
Из рассказов родителей знаю, что народ коми очень помогал переселенцам. Учил их жить на этой суровой земле, работать, применять в пищу
48
дары природы. Надо отметить, что много народу погибло от незнания, принимая в пищу несъедобные грибы и ягоды. Давали на посев зерно, овощи, картофель, принимали на ночлег.
Я удачно вышла замуж, у меня отличный муж. Жили с его родителями. Это люди, которые тоже тяжело пережили эти времена. Они коми национальности, воспитали 8 детей, всем дали высшее образование, они работают в разных отраслях: моряки, лесники, педагоги, строители, электрики, работают в авиационной отрасли и др.
Мать мужа, Устья Ивановна, была малограмотной, но большой души человек. Я у нее многому научилась. В молодости, может быть, я и огорчала ее, но она зла не держала на меня, и по своему направляла меня в нужное русло, подсказывала. Я очень ценю их, они нам очень помогли в воспитании наших детей.
Моим родителям приходилось часто отмечаться у коменданта, а я считалась со дня рождения как член семьи кулака и находилась на спецпоселении по 7.09.1954 г. В настоящее время реабилитирована, также реабилитированы мои мать, отец и дед Иван Ильич. Пыталась вернуть отобранное имущество моего деда Ивана Ильича и Алексея Ивановича, но получила отказ. Так как я являюсь не первой наследницей, а у отца ничего не было.
Выплывает вопрос: За что же он был выслан? И второе. У государства были права на это имущество, а у нас, наследников, такого права нет.
В настоящее время правительство проявляет какое-то внимание к репрессированным. Дает льготы: 50 % от минимальной пенсии, где-то 60 руб., получаем дополнительно к основной пенсии. Льгота на коммунальные услуги, проезд, связь, радио. За проезд нам очень долго затягивают в выплате, ждем годами и т.д. Государством установлен День памяти политических репрессий — 30 октября. В этот день 30 октября 2000 г. администрацией Ношульского с/совета была установлена плита и крест православный на кладбище. Крест и плита памяти были освещены, прочитаны молитвы священником о. Иннокентием. Было многолюдно, люди плакали, вспоминая все прожитые ужасы, родных и близких, которых нет с нами.
Из фонда воспоминаний и писем научно-исследовательской лаборатории «История крестьянства Европейского Севера в 20—30-е годы XX века». Воспоминания написаны Алефти-ной Алексеевной Трофимовой со слов ее матери Термины Ивановны. Представлены студенткой факультета психологии и социальной работы И.В. Захаровой. 13 ноября 2000 г.
49
•. • • АРХИВНАЯ СПРАВКА
, г ; г ИЦ УВД1? Волгоградской области
23 мая 1997 г.
В документах архивного фо я д а Еланской ра йособ ой ко мисс и и по ^ликвидацииИльич, 1874 г.р., житель Влано-Украинекого с/совета.
Выписка из протокола Ж 4 заседания районной- особой комиссии по ликвидации кулачества как класса от 15 февраля 1930 г.:
«Слушалиг Доклад особой комиссии Еланского сельсовета.
Постановили! Утвердить нижепоименованных лиц по следующим категориям:^ • ^ ill? л 13£.> Малыше ва Ивана Иль ича - по 2 кат е го-
Выписка и з прото ко л а Я2 12 з аседания особой комиссии Еланского района по ликвидации кулачества как класса от 23 мая
:Т930:г:г;^
■ • «Слушали .раэбор апелляции.*
Еланский сельский совет: ...7. Малышев Иван Ильич. . Постановили: ... отказать».
Из анкеты кулака Малышева Ивана Ильича.
В графе «Члены семьи» э начится: «же на 52 г., сын 20 л *, сын т*щ*%отъ^Шж:*&тШ графе «Имуще ст в енное по ложение »: з начи т -с я * «До м с надв о р ными по с т ройками:, по с ев. л о ш ад и 2, коровы 3, мелких 5, весь с/хозяйственный инвентарь. Изъято за контрольную цифру хлебозаготовок, кратно обложен». ., Поймеиного списка семьи в документах нет.
Основаниеt Ф; 578. On.I. Д. 2. Л. 13об., 32об.; Д. 20. Л. 125 252-256 ; Д. 135. Л> 10.
<Директор ГА Волгоградекой.области, к.и. н. Я.ff. Смирнов Исполнитель . . . И.В. Булычева
1 Информационный Центр Управления Внутренних дел.
50
ЛЕОНОВА (БЕЛЕВИЧ) СТАНИСЛАВА СТАНИСЛАВОВНА
Спецпоселок Чес-Ель (№ 31), Прилузский район
Белевич Вячеслав Станиславович, 1922 г. р., уроженец Витебской обл. Призван Прилузским РВК 03.05.1942 г., рядовой. Служил в 454 СП. Убит 25.09.1942 г. Захоронен в Воронежской обл., д. Чижовка*.
Наша семья Белевич была выслана из Белоруссии (Витебская обл. Дрисенский р-н, хутор Рейново) в 1930-х гг.
Состав нашей семьи: из 5 человек были высланы:
папа — Белевич Станислав Донатович, 1889 г.р.;
мама — Белевич Виктория Францевна, 1900 пр.;
брат — Белевич Вячеслав Станиславович, 1922 г.р.;
я — Белевич Станислава Станиславовна, 1923 г.р.;
брат — Белевич Мечеслав Станиславович, 1928 г.р.
До раскулачивания, по рассказам родителей, жили небогато, в старом доме у папиного брата. Только построили новый дом, посадили сад, была корова, лошадь и другая живность — это все богатство. Все забрали, а нам сказали: «Собирайтесь». Усадили на телегу, довезли до станции, посадили в товарные холодные выгоны. Привезли в Котлас, поселили в большой барак с нарами.
Барак был холодный, началась эпидемия кори, дети тяжело болели, была большая смертность. Затем разрешили детей отправлять к родным. Приехала тетя из Ленинграда, жена папиного брата, и увезла меня и брата в деревню к бабушке и дедушке. Брата меньшего в Котласе отвезли на кладбище, ему было около 2-х лет. Пожили мы с братом у дедушки недолго, дедушку с бабушкой тоже выслали. Снова приехала тетя и увезла. меня с братом в Ленинград, где и окончили мы по 3 класса. По окончанию 3-х классов в 1934 г. меня с братом привезли к родителям в поселок № 31, или еще называли Чес-Ёль (по ручью, который был с одной стороны поселка).
В колхозе № 31 папа работал кладовщиком, мама — санитаркой в амбулатории, затем ухаживала за кроликами, в колхозе — на разных работах, телятницей, за что была премирована. В годы войны работала на сплаве и на заготовке леса, больше работала в колхозе.
В 1934 г., когда меня с братом привезли из Ленинграда, в поселке были дома уже разделены на две половины, посреди печь, окна маленькие, каждая семья имела земельный участок. Была построена школа, клуб, медпункт, контора, баня. Был в поселке комендант, следил за порядком.
* Книга памяти Республики Коми / Сост. В.М. Котельников, A.M. Калимова. Сыктывкар, 1994. Т. 2. С. 37. ^
Работали в поселке все по звонку — на работу, на обед, с обеда и окончание работы.
В поселке была школа только до 4-х классов. Затем нужно было учиться дальше, и мы, школьники поселка, учились в Летке. Нагрузили телегу продуктами, а мы шли пешком, это 40 км, если не больше. Ходили пешком в любую погоду на каникулы домой, на праздники, на 1 мая, октябрьские, уставали, много раз отдыхали. А из дому несли продукты на себе, у каждого ученика была котомка за плечами. А продукты были — картошка, крахмал своего производства, крупа. Зерно давали на трудодни родителям, из него на ручных мельницах делали крупу. И так 3 года — 5—6— 7 классы ходили пешком с поселка в Летку, с Летки домой. Машин тогда мало было, да нас и не брали, потому что нас ходило много школьников. Ловлинские школьники тоже ходили вместе с нами и учились вместе, и жили в одном общежитии в Летке. Кровати были сделаны из досок и горбыля, матрасы соломенные.
В школе писали в тетрадях, учебников не было. Культмассовой работы в школе не было. Ходили в Летский дом культуры, иногда в кино. Выступала летская молодежь, ставила спектакли, концерты. Мы, поселковые школьники, в 7 классе хотели вступить в комсомол, но нам отказали, потому что мы дети кулаков.
В летние каникулы все школьники работали, младшие собирали колоски в поле, старшие на прополке свеклы, огурцов, клубники и тому подобное, старших на сенокос увозили на дальние участки, там и жили до окончания сенокоса.
В 1937 г. в поселке родилась сестра Рена. Мы с братом Вячеславом закончили семилетку в один год — весной 1938 г. Я поехала поступать в Сыктывкар в фельдшерско-акушерско-сестринское училище, училась 2 года. Первые месяцы жили хорошо, в магазинах все, что хочешь, можно было купить. Затем началась финская война, магазины опустели, были деньги, давали стипендию, но купить ничего не могли. Один раз в день нас, студентов, кормили в столовой Больничного городка. Так что жили впроголодь. На 2 курсе стало легче с питанием. Весной 1941 г. сдавали экзамены, летом объявили о войне с Германией. После экзаменов дали диплом детской патронажной медсестры. Сразу направили на работу, поехала в Прилузский р-н, с. Ношуль, поближе к родителя и поселку 31. Это 38 км от Ношуля, я часто ходила пешком к родителям.
Работала детской патронажной медсестрой при Ношульской участковой больнице. Жизнь в годы войны была тяжелой, в магазинах было пусто. Хлеб в первый год войны давали по 400 г, в столовой — суп из соленых грибов и немного картошки. Давали на месяц 1 кусок мыла и 1 кг соли. Затем хлеб стали давать по 500 г, потом по 600. Брат Вячеслав после 7 класса поехал в г. Киров, поступил в художественное училище. Когда началась война, он приехал в Объячево, работал учителем рисования. Переселенцев, кулаков сперва не брали на фронт. В 1942 г. стали
52
брать на фронт и переселенцев. Брата взяли в мае 1942 г. Воевал он на Воронежском фронте. Погиб 25 сентября 1942 г.
О родителях: папа некоторое время работал председателем колхоза в поселке 31. Перед войной переселенцы стали жить зажиточно, заработанный на трудодни урожай развозили на телегах по семьям. В клубе устраивали концерты, спектакли, была своя самодеятельность, кино привозили.
В 1947 г. папа увез семью из поселка в город. В городе работал в Дырнос-Леонов Борис Дмитриевич и Леонова (Белевич) CKQM подопытном хозяй-
Станислава Станиславовна. o„.-~^.,-r^r,«., ™
стве заместителем, то
есть помощником, директора Иевлева. Построил дом, была корова, умер в 1979 г. Сестры Нина и Рена в Сыктывкаре оканчивают десятилетку. Нина окончила медучилище и проработала лаборанткой в Республиканской больнице до пенсии. Сестра Рена окончила институт иностранных языков, преподает в городе в школе.
Я проработала все годы в одной должности — патронажной медсестрой. Прожила и живу в с. Ношуль. Замуж вышла в 1945 г. в октябре. Муж, Леонов Борис Дмитриевич, тоже был выслан с Воронежской области как член семьи кулака. Борис Дмитриевич был инвалидом войны, всю жизнь вел общественную работу. Будучи на пенсии, долго был председателем Совета Ветеранов. Умер в 1998 г.
Вышла на пенсию в 1978 г., на пенсии еще проработала пять лет, имею много наград, почетных грамот, Отличник здравоохранения. Сейчас занимаюсь хозяйством, воспитываю внуков, которые часто меня навещают.
К публикации разрешаю.
Из фонда воспоминаний и писем научно-исследовательской лаборатории «История крестьянства Европейского Севера в 20—30-е годы XX века». Воспоминания, написанные С. С. Леоновой, представлены студенткой факультета психологии и социальной работы И. В. Захаровой. 1 декабря 2000 г.
53
ШТЕКЛЯЙН ИВАН АНТОНОВИЧ
Деревня Ношуль, Спаспорубский детдом, Прилузский район
Я родился 2 января 1932 г. в д. Катунг Саратовской области Маркш-тадского района (25 км от г. Энгельса) в семье Полины Ивановны Штек-ляйн (Тепершмидт) (1913 г.р.) и Антона Петровича Штекляйн (1906 г.р.).
Отец моей мамы, Тепершмидт Иван Егорович, считался зажиточным крестьянином. Он жил в большом добротном доме с металлической крышей. Имел починков, наемных работников, держал скот: большое количество коров, свиней и даже верблюдов. В доме деда были комнаты, в которых на несколько дней могли поселиться нищие. Их мыли, стирали их одежду, штопали и зашивали рваные вещи, кормили и давали ночлег. Затем принимали следующих и помогали им.
Мой отец работал наемным работником у И.Е. Тепершмидта и стал мужем моей мамы. В семье я был единственным ребенком.
Когда пришли люди раскулачивать семью деда, всех жильцов выгнали на улицу. Отобрали и дом, и скотину, и вещи. Деда, бабушку и старшую сестру мамы погрузили на повозку и повезли из деревни.
Когда повозка отъехала от дома, бабушка оглянулась, чтобы посмотреть на дом, у нее случился сердечный приступ и она умерла. В тот день похоронить ее не разрешили, так как были октябрьские праздники. Бабушка была похоронена лишь на следующий день в 5 часов вечера.
Деда и его старшую дочь сослали в Коми в д. Ношуль Прилузского района. Там они и умерли в 1945 г.
Родителей и меня сослали под Москву на ст. Очаково. Там мы поселились в деревянном домике.
В 1938 г. в одну из ночей приехали три милиционера и забрали отца. Мы с матерью долго его искали и нашли в Бутырской тюрьме. После этого его куда-то выслали, не было никаких вестей от него. Позже мы узнали, что он находится в Магадане.
Во время эвакуации от бомбежек в 1945 г. с самолетов сбрасывали листовки. Мама сказала кому-то, что видела листовки, в которых написано, что Василий Сталин находится в плену. За это мать арестовали и сослали в лагерь, в Коми поселок Нижний Чов. Мама отбывала срок— 10 лет. В лагере она родила сына — Михаила Федоровича Штекляйн.
После ареста матери меня отправили в д. Ношуль Прилузского района, взяли на учет. Из д. Ношуль на почтовой повозке меня возили из деревни в деревню. На остановках в деревнях мне давали по 400 г хлеба и везли дальше. Так я доехал до д. Споспоруб Прилузского района.
Там я прожил в детском доме 3 года. Из д. Споспоруб меня отправили в ФЗО п. Лесозавод, затем в Кочпонский детский дом, позже в инвалидный дом д. Малая Доджь (т.к., когда мы жили на ст. Очаково, я упал с дерева, повредил ногу и стал инвалидом), затем в д. Ничь.
54
No comments:
Post a Comment
Note: Only a member of this blog may post a comment.