3 Г.Ф.Доброноженко Л.С.Шабалова Раскулачивание и крестьянская ссылка в социальной памяти людей

После освобождения матери мы попросились жить в Сыктывдинский район, с. Выльгорт. В Выльгорте мама ежемесячно отмечалась в комен­датуре, а когда ей было выдано разрешение на выезд из Коми, она уеха­ла к родственникам в Киргизию. Там она прожила до старости, умерла в возрасте 82 лет и похоронена в 90 км от г. Джамбула.

Отец умер и был похоронен в п. Яблоновка Краснодарского края в возрасте 82 лет.

В 1957 г. я женился на Ларисе Алексеевне Вайс (ныне Штекляйн). 26 лет проработал на пимокатном райкомбинате в с. Выльгорт Сыктывдинс-кого района. Имею двоих детей.

Мой брат Михаил Федорович сейчас живет в Германии.

Один из двоюродных братьев мамы, Александр, живет в Калуге, два других, Сергей и Альберт, в Германии.

Из фонда воспоминаний и писем научно-исследовательской лаборатории «История крестьянства Европейского Севера в 20—30-е годы XX века». Документ представлен студент­кой факультета психологии и социальной работы Е.Н. Бажу-ковой. Март 2004 г.

ЗОРИНА АННА НИКОЛАЕВНА

Спецпоселок Чекша, Ношульский сельсовет, Прилузский район

Зорин Иван Михайлович, 1873 г.р., русский, м.р. с. Китаевка, Медведкинский р-н, Курская обл., м.п. по месту рождения. Выс­лан в 1930 г. на основании Постановления СНК и ЦИК от 01. 02. 1930 г. как кулак. С/с: жена — Зорина Анна Николаевна, 1876 г.р.; сын — Зорин Николай Иванович, 1901 пр.; сноха — Зорина Мария Ивановна, 1905 пр.; сын— Зорин Ермолай Иванович, 1907 пр.; сын— Зорин Андрей Иванович, 1908 пр.; сноха — Зорина Фекла Матвеевна, 1909 пр.; дочь — Зорина Мария Ива­новна, 1917 пр.; дочь— Зорина Клавдия Ивановна, 1920 пр.; сын— Зорин Алексей Иванович, 1922 пр.; внучка— Зорина Анна Николаевна, 1926 пр.; внук— Зорин Михаил Андреевич, 1927 пр.; внук— Зорин Александр Николаевич, 1929 пр.* Зорин Николай Иванович, 1901 п р., уроженец села Ношуль. Призван Прилузским РВК 26.06.1942. пропал без вести в сен­тябре 1942**.

Анна Николаевна родилась в 1927 г. в селе Китаевка Медведковского района Курской области.

* Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова. Сыктыв­кар, 2001. Т. 4. Ч. 1. С. 913.

** Книга памяти Республики Коми / Сост. В.М. Котельников, A.M. Калимова. Сыктывкар, 1994. Т. 2. С. 58.

Жили большой семьей — 13 человек: дед, бабушка и их дети: Зорин Николай Иванович с женой Марией Ивановной и детьми Анной, Алексан­дром; Андрей Иванович с женой Феклой Матвеевной и сыном Михаилом; младшие дети Ермолай, Мария, Клавдия, Алексей, у них еще не было своих семей. Жили в большом доме, имели большое хозяйство, дом ого­рожен частоколом, большой двор. Имели много скота, но не помню како­го, но за хозяйством ухаживал конюх, нанятый для работы. Была своя большая пасека. Когда уезжали при высылке, закопали чугун с медом во дворе, в надежде, что вернутся и он сохранится. Была своя маслобойка для производства растительного масла, своя мельница для помола муки. Работали на себя. Землю дед с бабушкой арендовали (кому она принад­лежала, не помню). В селе жили хозяйства намного богаче нас. При вы­сылке богатые сразу уехали за границу.

Выслали в 1930 г. Мама рассказывала, что зимой посадили нес на сани и повезли на станцию. Из дому ничего не разрешили брать. Мама говорит, что выжили только тем, что давали на паек, собирали щавель. На станции Луза Кировской обл. некоторых детей отправляли к знако­мым, родным. Меня мама отправила обратно в Китаевку к тете Оле. Жила некоторое время у нее. Всю семью отправили сначала до станции Крес­ты Кировской области, а оттуда в Коми АССР. Мама рассказывала: «При­везли в лес, мы сидим и плачем, шел снег на Троицу». Привезли на голое место, домов не было, надо было корчевать пни, строить дома. Жили затем в разных лесных кварталах, поселках, в конце концов, обжились в поселке № 6 Чекша Ношульского с/совета. Все выжили; отмечались в комендатуре». Затем меня через некоторое время тоже привезли в 6-й поселок к родителям (не помню кто). Взрослые работали в лесопункте, дети — Мария, Клавдия, Алексей — были дома, учились в школе. Я же пошла в поселке № 6 в 1-й класс.

В школе дети называли нас кулаками. Закончила я 10 классов. В шко­ле приняли в комсомол.

Когда началась война, все работали в лесопункте. На войну по призы­ву забрали моего отца, Алексея и Ермолая, дедушка к тому времени был стар. Андрей к тому времени уже жил на Украине, жена его и сын не по­ехали с ним. Продукты привозили с Кировской области на подводах, кто хотел вернуться на Родину, договаривались и сбегали вместе на подво­дах. Так Андрей оказался на Украине.

Отец без вести пропал на войне в 1942 г. Алексей и Ермолай после войны сюда не вернулись, остались где-то на Украине, Ермолай был ин­валидом. Дедушка с бабушкой вместе с дбчерью Клавдией уехали в Са­ратовскую область после окончания войны.

В 1953 г. с мамой, Марией Ивановной, поехали мы в родную Китаевку, к маминой сестре —тете Оле. Проходили мимо своего дома, но в дом не заходили, говорили, что там колхозная контора. У тети Оли было семеро

56

человек в доме. Нам оставаться было негде, мы вернулись обратно в Ношуль.

Мама работала в лесопункте, жили мы втроем: я, мама, брат мой Алек­сандр, который от роду глухонемой.

Александр закончил Корткеросскую школу для глухонемых, затем ра­ботал кузнецом в лесопункте. Женился, жена тоже глухонемая, теперь живет со своей семьей в Сыктывкаре, на пенсии. Работал там вулканиза­торщиком.

Мама похоронена в Ношуле в 1984 г. Михаил умер от болезни моло­дым.

Клавдия закончила учительские курсы, преподавала в Мохче немец­кий язык, затем с семьей переехала в Саратовскую область. Мария за­муж не выходила, с дедом и бабушкой уехала на Украину.

После окончания школы я работала пионервожатой, год работала в городе Кирове где придется, затем вернулась обратно в Ношуль, работа­ла диспетчером, а затем заведующей клубом с 1954 г. до выхода на пен­сию.

Больше 30 лет я работала заведующей клубом. Готовили концерты к каждому празднику, тогда была установка, чтобы все участвовали в худо­жественной самодеятельности и с каждой семьи кто-то ходил в клуб. Ста­вили спектакли «на злобу дня», при клубе был свой духовой оркестр. В поселке жили в основном приезжие — репрессированные кулаки, немцы Поволжья, ОУНовцы.

Я закончила в 1954 г. трехмесячные курсы по переподготовке предсе­дателей правлений клубов при Ленинградской высшей школе профдви­жения ВЦСПС и до 1984 г. проработала в одном клубе. Имею много по­четных грамот. И сейчас пою в хоре ветеранов.

Замуж не выходила. Детей нет.

Начала я в архивы запросы писать о своей семье, приходили ответы, что в архиве не значится семья Зориных. Очень было мне обидно, жили с 1930 г. и не значились.

Наконец выслали архивную справку, что семья Зориных находилась под надзором до 1953 г., стали выплачивать надбавку к пенсии. Получила справку о реабилитации.

С моих слов записано верно.

Из фонда воспоминаний и писем научно-исследовательской лаборатории «История крестьянства Европейского Севера в 20—30-е годы XX века». Воспоминания со слов АН. Зориной записаны студенткой факультета психологии и социальной работы И. В. Захаровой. 8 декабря 2000 г.

57

АРХИВНАЯ СПРАВКА

.29 июля 1998 г. $3/1490-3

. Зорин, Николай Иванович, 1901 г.р., в соответствии с поста­новлением* СЮ и ЦИК СССР от I февраля 1930 г., как кулак выселен из Курской области в 1930 г. на специальное, поселение в Придгуэ-ский район Коми АСССР с семьей в составе:

Зорина Мария Ивановна, 1905 г.р. - жена ; 'Зорина Анна Николаевна, 1926 г.р.  (1927 г.р#) -дочь

Зорин .Александр,Николаевич, 1927 г.р. - сын

Зорин Николай Иванович призван в РККА 26 июня 1942 г.

Зорины:, Мария'Ивановна, Анна Николаевна, Александр Николае­вич со/ еп^дпосе л ения освобождены 21 апреля 1943 г.

'Основание: Арх. дело W 41284

, Начальник отдела арх» информ. и

'^реабилитации ЙЦ МВД РК1 А.И. Кртков

* \ Архивист В.Б. Карманов

СЫСОЛЬСКИЙ РАЙОН ВЛАДИМИРОВА (БУСАЛАЕВА) МАРИЯ ИВАНОВНА

Спецпоселок «Ниашор», Сысольский район

Я родилась в Оренбургской области Новопокровском р-не селе Кара-чай-Покровка в семье крестьянина среднего сословия Бусалаева Ивана Ивановича.

Вот состав нашей семьи:

отец — Бусалаев Иван Иванович;

мать — Бусалаева Марина Семеновна

старший брат — Маркел Иванович, его жена Арина и двое их детей

сестра — Евгения

младший брат — Ваня, 13 лет

и я, Бусалаева Мария Ивановна, самая младшая.

Из всех упомянутых осталась в живых я одна.

1 Информационный центр Министерства внутренних дел Республики Коми.

58

В 1930 г. мой отец со всей семьей в количестве 9 человек был аресто­ван и сослан в Коми АССР в поселок Ниашор, который построили сами ссыльные.

Там в 1934 г. от тяжелой болезни умер мой отец. Сотрудник охраны «нечаянно» летом 1934 г. убил моего брата Ваню в возрасте 13 лет. Умер­ли от туберкулеза двое детей старшего брата Бусалаева Маркела, кото­рый в 1937 г. в возрасте 27 лет был расстрелян как враг народа за контр­революционную деятельность. Судила тройка. 23 марта 1989 г. он по­смертно реабилитирован Оренбургской комендатурой.

Жизнь наша была такая же, как во всех лагерях ГУПАГа. За людей нас не считали. Обращались хуже, чем со скотиной. Мы жили под постоян­ным контролем коменданта и его помощников. С мнением и желанием нашими не считались.

Начиная с 9-летнего возраста дети ходили в тайгу, собирали чернику, сушили и сдавали государству. У меня от тяжелого подъема корзин с яго­дами отнялась правая рука. Так я и осталась на всю жизнь калекой. Пра­вая рука короче левой на 4 см.

Самые теплые воспоминания у меня остались о моей учительнице в поселковой школе Марии Власьевне Шараповой. Жители деревень очень тепло относились к нам, помогали, кормили нас. Считали нас за людей. Вот это осталось на всю жизнь — горячая благодарность к этому просто­му и доброму народу.

В сентябре 1935 г., после смерти отца и брата, мы с матерью и хромой девушкой спецпереселенкой решили бежать из места ссылки. Пожилая женщина, девочка и хромая девица. Кто обратит внимание на такую ком­панию? Так думали мы. Но ошиблись. 300 км мы должны были пройти пешком. Шли ночью. Днем прятались. Три раза за этот путь нас ловили, но с людской и божьей помощью нам удалось ускользнуть от преследо­вания. Народ коми был очень добр к нам. Они помогали нам и спасали. Мы все-таки добрались до Магнитогорска, где жила моя старшая сестра.

27 февраля 1993 г.

Запрос на архивную справку в МВД РК. Хранится в НА РК1.

1 Национальный архив Республики Коми.

59

СЫКТЫВДИНСКИЙ РАЙОН

НОВОЕВСКИЙ ТИМОФЕЙ ИОСИФОВИЧ

Спецпоселок Веж, Сыктывдинский район

Я родился и вырос в местечке Освея Витебской области БССР в се­мье крестьянина бедняка. Отец Новоевский Иосиф Павлович (1868 г.р.) и мать Новоевская Анастасия Семеновна (1875 г.р.) занимались сельским хозяйством и имели полтора гектара земли, одну корову и одну лошадь.

В сентябре 1929 г. наша семья вступила в колхоз «Путь коммунизма», где и работали до 20 июля 1935 г. 20 июля 1935 г. отца, старшего брата, меня и мать арестовали и без предъявления каких-либо обвинений, вме­сте с другими жертвами сталинских репрессий полным эшелоном увезли в Коми АССР в пос. «Веж» Лопыдинского с/совета Сыктывдинского райо­на.

По распоряжению коменданта поселка меня и брата заставили рабо­тать на лесоповале и сплаве в Лопыдинском и Камском лесопунктах, где мы и работали до сентября 1937 г., а потом нас перевели на работу в Сысольский леспромхоз треста «Комилес», где мы жили и работали до 5 марта 1942 г. 5 марта 1942 г. нас мобилизовали на фронт. Я воевал в составе 346 стрелкового полка 63-й Витебской орденов Суворова и Куту­зова стрелковой дивизии 5-й ударной Армии на Западном и Централь­ном фронтах и на Орловско-Курской дуге. В августе 1942 г. был тяжело контужен с переломом позвоночника и 3-х ребер. После излечения снова воевал в пехоте. 29 августа 1943 г. в боях за город Ельня получил сквоз­ное осколочное ранение в левый бок живота и сквозное осколочное ране­ние левой лопатки. Находился на излечении в госпитале № 1665 до 25.07 1944 г., после чего продолжал службу в 21-м отдельном учебном автомо­бильном полку ПРИВО. Демобилизован 22.02.1946 г. Имею 13 правитель­ственных наград. Под судом и следствием я, брат и отец никогда не были. Отец погиб в 1941 г., брат погиб 15.08.1942 г. при освобождении г. Ржева.

Целью своей жизни я ставил Честное служение Родине.

Инвалид ВОВ 2-й группы Новоевский Т.И. 20 февраля 1994 г.

Запрос на архивную справку. Хранится в НА РК.

60

АРХИВНАЯ СПРАВКА

ВАСИЛЕНКО (ГОРБАЧЕВА) ЛИДИЯ ИВАНОВНА

Спецпоселок Вуктыль, Сыктывдинский район

Долгов Николай Кузьмич, 1905 пр., русский, м.р. х. Кренецкий, Клецкий р-н, Сталинградская обл. Выслан в 1931 г. на основа­нии Постановления СНК и ЦИК от 01.02.1930 г. М. с/п: п. Кияю, Корткеросский р-н Коми АССР. С/с: жена — Долгова Анна Пав­ловна, 1903 г.р.; дочь — Долгова Анна Кузьминична, 1917 г.р.; дочь— Горбачева Антонина Ивановна, 1927 г.р.; дочь— Гор­бачева Лидия Ивановна, 1929 г.р.*

Мы были высланы из Сталинградской области Мачешанского района хутора Петровка Особой комиссией в мае 1931 г.

1

1 Центральный государственный архив Республики Коми. * Покаяние: Мартиролог/Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч. 1. С. 877. 61

v   ~- . .НйВОе ВС кому: Т.Н.

: XI августа 1994 г... US 4221 -4/Н

;   ДГА Ресвублики^ Коми сообщает^ фонда-СыктШДй^

ленцев > прибывших вновь в порядке водворения^в пос»■ Веж за в;р:е:мж;::е::1:;:;авг.ус

Нов о евски^ Иосиф Павлов с

Новоевский Петр Иосифович;:- 1907 г.р.v ......

Новоевский Тимофей Иосифович. -.......XftI3».x*.^^,-^™U^^^,™^.=^^

Новоевская Анастасия Михайловна - 1875 r.p.v-В списке спецпёреселенцев лос. Вежаю, работающих на лесоза­готовках в Сыктывдинском ЛПХ на 5 декабря 1935 г», значится Новоевский Тимофей Иосифович - рубщик*

В документах архивного фонда- треста'«ЗСомилес» в именных списках сотрудников СысольскогоЛШГ а

евскиЙ Тимофей/Иосифович - бухгалтер. - „;/

Основание: Ф.-Р- 374. Оп.£. Д. 41. Л* 287*: Д; 43. Л.:350.

Ф* Р~ 144.Оп.Т.Д. 333. Л. 8}Д. 342. Л, 5, 20.

Директор ЦГАГ РК .   Т,И. Лактионова

Зав. столом справок - . A.AV Кызьюров

Со станции Елань везли до г. Сыктывкара, а там нас расформирова­ли. Вместе с нами до Сыктывкара ехала со своей семьей папина семья. Мы попали в Корткеросский р-н, а они — в Сторожевский.

По рассказу матери, нас привезли в лес. Они сами себе строили бара­ки. Отца сразу забрали, и старшая сестра помнит, что она носила переда­чу отцу через колючую проволоку. Потом его перевели, и больше ничего мы о нем не знаем. Я уже хорошо помню, как проснулась одна в бараке, меня мать оставила спящую в бараке, а сама ушла со старшей дочерью, чтобы не умереть с голоду. Меня определили в дошкольный детский дом. Это где-то в районе Нижний Чукачой, или Зеленец. Когда время пришло идти в школу, меня перевели в Палевицу, в детский дом. Там я была до 1943 г. Детский дом в Палевицах я помню очень хорошо. Как мы бегали на кладбище рябину рвать, голодные были. Это на всю жизнь останется в

памяти.

Когда мать оставила меня и ушла, она, конечно, нигде не регистриро­валась, потому что боялась, чтобы ее не вернули. Сначала они жили не далеко от детского дома, потому что ко мне приходила старшая сестра. Как они скитались, я об этом ничего не знаю. Но сестра говорила, что мать ее устроила в няньки в Чукачой, сама она устроилась в Сыктывкар на работу на лесозавод № 1. В 1938 г. она забрала к себе старшую дочь и она там пошла в школу. Мама выходила замуж за Долгова Николая Кузь­мича и переехала к нему в артель «Красноя Гора». Там она тоже работа­ла на лесозаводе.

Началась война, маминого мужа забрали на фронт. Мать его больше

не видела.

Мама работала также на локомотиве машинисткой. Ее наградили ме­далью за хорошую работу во время войны.

Старшая сестра в 1943 г. пошла в ремесленное училище пароходства в затоне «Красный Водник».

В 1943 г. меня мать забрала к себе и я еще год ходила в школу. В 1944 г. поступила работать в швейную мастерскую «Комсомолка». Я там работала во время войны. В 1946 г. мы вернулись в Сталинградскую область на Родину.

5 октября 1995 г.

Заявление Л. И. Василенко в МВД РК. Хранится в НА РК.

62

АРХИВНАЯ СПРАВКА

а ,     *  >' °Васил е'нко ' JI * VL* 15 декабря 1996 г. 1Г16#3«-5/Г.

фонда Объединенного.фонд датуры в. прсе.ке.йнож с

СЯ1.........-■■ ■- .......•.......- ......     ............■■........................... .; , • 'у..*:.    .....-........

Горбаче в Иван/Кириллович.,26 лет'     глава.....>;      '..

■ • - Горбачева Анна (отчество не указано)# 26 лет: «г жена Г'"\ - Горбачева Нина, 4- года - дочь - :      ..................... .........................' >■•.......

Горбачева Лидия,. 2 года - дочь z:::::::"::z:z::j:z\::::::.:..

В документах архивного фонда треста «Кошлес» доспособных членов снецпересе'ленпевп. Вуктьшь на 1932 г.:Зна­чатся:  '       ^ ^    ■ '•;    ■' •:.......:      ' ■  -    ■г^:  w:/     ""''::*7

Горбаче в Иван Ки риллович......... ";.................    •  :; -' ■■■ ':  '........■■*........,:.......

Горбачева Анна Павловна       J,^

Других с ведений о нахождении на. с пе цпосе л е ни и' с е мь и Го рб аче-ва Ивана Ки рилловича в докуме нтах архива не; о б наруже но • х^ ^    :

Основание: Ф.Р- 938. Оп.Т. Д. 2. Л. 54об.

Ф • Р- 144. Оп.1. Д. 1659. Л. 41об.   •

Директор ЦГАРК       .-Т.И.Лактионова: Зав.:; столом справок.......   ...,. Н.В. Кокуль-—

МОРОЗОВА (БОЕВА) АЛЕКСАНДРА СТЕПАНОВНА

Спецпоселок Кемьяр, Сыктывдинского района1

Я родилась 6 ноября 1926 г. в Липецкой области Долгоруковского рай­она в селе Большая Боевка в семье Боева Степана Ивановича (1890 г. р.) и Боевой Натальи Ефремовны (1891 г.р.).

Наша семья жила в небольшом домике из тонких бревен. Обстановка в доме была скромной, но всегда было очень чисто. Мама следила за порядком.

Мой отец много работал, рубил по просьбам людей дома, сам изго­тавливал мебель. Одним из первых вступил в колхоз, был ударником тру­да. Позже он отделился от колхоза и стал работать на своей земле.

1 До 1942 г. место проживания — спецпоселок «Кумса—2» Медвежьегородс-кого района Карело-Финской ССР.

Тогда посчитали, что наш отец живет зажиточно: возле нашего дома рос яблоневый сад, имелось несколько десятин земли, у отца было несколько наемных работни­ков. Из скотины держали лошадь и телушку. Осенью 1933 г. отца аре­стовали и увезли в г. Елец.

В один из зимних дней 1933— 1934 г. к нам пришли люди, всем сказали одеваться и выходить на улицу. У моей мамы спрашивали о старинных часах, которые хоте­ли изъять, но мама сказала, что они находятся в ремонте и в доме их нет (эти часы сохранились у нас до сих пор).

Маму и сестру посадили в сани, про меня в суматохе забыли, а я, 1939 г. А. С. Морозова в начале наверное, от страха забралась на

учебного года (6 класс) печь. Мама заметила, что меня нет

в санях, и вернулась за мной. Нас повезли в г. Елец, где мы встретились с отцом.

Нашу семью и остальных людей, находящихся в г. Елец, погрузили на поезд и повезли на Дубровую дамбу. Мне запомнилось, что, когда нас сплавляли на дамбе, было очень душно, воздух был пропитан неприят­ными запахами.

Когда мы прибыли на место, нас и другие семьи поселили в длинных бараках, оставшихся от заключенных. Коменданты говорили, что в земле вокруг бараков больше костей, чем камней.

В бараках было очень холодно, пол был сырой, прогнивший. Мы, дети, старались забраться на второй ярус, там было суше. У нас с собой была перина, благодаря ей мы не замерзли, когда ехали в санях, поезде и ког­да жили в бараке.

Сразу после приезда всех работоспособных мужчин отправили в п. Кумса—2 Медвежьегорского района Карело-финской ССР (46 км от Фин­ской границы) на работы в лесу.

Позже было организовано несколько колхозов, куда пошел работать мой отец.

Летом 1934 г. за хорошую работу отцу дали комнату в доме на две семьи. Наша комната была размером 5x5 м и рассчитана на 6 человек.

Первые 2 года в поселке денег отцу не платили, мы не могли нор­мально питаться. В школе на обед детям давали по корочке хлеба и воду. Летом нас спасали лесные ягоды и зелень.

64

В 1936 г. появились первые магазины, людям стали понемногу пла­тить деньги, многие стали сажать свои огороды.

В 1942 г. нас эвакуировали от бомбежек. Мы выехали из поселка 12 октября 1942 г., а в село Айкино Усть-Вымского района мы прибыли 25 декабря 1942 г. Там мы переночевали, а на следующий день опять трону­лись в путь. Следующей остановкой было село Иб Сыктывдинского рай­она, вскоре мы приехали в п. Кемьяр.

Там мы остались жить. Отец работал столяром, а я много лет прора­ботала в лесном хозяйстве.

В 1946 г. мама сильно заболела и поехала на родину в с. Большая Боевка Липецкой области, там она и умерла 12 декабря 1946 г.

В 1952 г. я вышла замуж за Морозова Павла Ивановича (1925 г.р.). У нас родилось 5 детей. Есть 8 внуков и 4 правнука.

12 января 1962 г. умер мой отец, он похоронен в с. Выльгорт Сыктыв­динского района Республики Коми.

Из фонда воспоминаний и писем научно-исследовательской лаборатории «История крестьянства Европейского Севера в 20—30-е годы XX века». Документ представлен студент­кой факультета психологии и социальной работы Е.Н. Бажу-ковой. Декабрь 2004 г.

Осень 1939 г. А. С. Морозова с родителями в своей комнате (п. Кумса—2)

65

СПРАВКА О   РЕАБИЛИТАЦИИ

£о$за " MspasoM  А*ек?авдр& „£га^раиь^З^^^У/.

БОГОМОЛОВА ПРАСКОВЬЯ ВАСИЛЬЕВНА

Детский дом д. Кочпон, г. Сыктывкар

В 1930 г. нашего отца осудили и семья была выслана в Республику Коми. Мы, мать Богомолова Фелла Захаровна, дочери Мария Васильев­на и я, Прасковья, оказались в д. Кочпон, что в 3-х км от Сыктывкара. Жили у Жаковой Анны Гавриловны. Люди из деревни Кочпон не дали нам умереть с голода. В 1933 г. был голод, ссыльные шли с лесных поселков в селения, надеясь как-то спастись. Умирали везде — в банях, канавах, сараях. Бросали детей, и для тех, кто оставался сиротой, примерно в километре от Кочпона организовали детдом, там мы спали, а еще в 1 км от него, на пустыре, стояла часовня, где была столовая. Мы там же ходи­ли в школу. Пробыли мы в детдоме два года, 1933—1934, а когда узнали, что у нас есть мать, нас выгнали. Заведующая у нас была т. Соня, потом стала т. Паша, а воспитательница — т. Оля. Ни имени, ни фамилии не знаю, так мы их называли. Был нас 41 человек, и только одна девочка из села Кочпон сирота, а остальные — дети раскулаченных.

Прожили мы в Кочпоне до 1936 г. Отца освободили, и мы вернулись на родину.

Очень прошу архивных работников проявить милосердие, просмот­реть документы детдома за эти годы. Они нам очень нужны для реабили­тации, а у нас ни каких документов нет.

Прасковья Васильевна Богомолова, проживающая в г. Гомель (Бело­руссия), 1925 г.р. 2 ноября 1993 г.

66

Запрос П. В. Богомоловой в НА РК на архивную справку.

УСТЬ-ВЫМСКИЙ РАЙОН

ВАСИЛЬЕВА (КОРОХОВАЯ) ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА

Спецпоселки Лемью и Выльордым, Усть-Вымский район

Короховой Василий Петрович, 1897 пр., украинец, м.п. х. Жу-равлевка, Каменский с/с, Еланский р-н, Средневолжский край. Выслан в 1931 г. на основании Постановления СНК и ЦИК от 01.02.1930 г. М. с/п: п. Выльордым, Железнодорожный р-н Коми АССР. С/с: жена— Короховая Прасковья Федоровна, 1897 г.р.; дочь — Короховая Мария Васильевна, 1919 г.р.; сын — Корохо­вой Александр Васильевич, 1921 г.р.; дочь— Короховая Лю­бовь Васильевна— 1924 г.р.; дочь — Короховая Татьяна Ва­сильевна, 1927 г.р.*

Я, Короховая Любовь Васильевна, родилась в 1924 г. 25 октября на хуторе Журавлевка Вязовского района Волгоградской области в кресть­янской семье. Кроме меня было еще трое детей:

Короховая Мария Васильевна — 1919 г.р.,

Короховой Александр Васильевич — 1921 г.р.,

Короховая Татьяна Васильевна — 1927 г.р.

Родители наши, Короховой Василий Петрович и Короховая (Рыбак) Прасковья Федоровна, занимались сельским хозяйством. Летом мы их не видели, они очень рано уезжали в поле, когда мы еще спали, а возвра­щались поздно ночью. Все домашнее хозяйство оставалось на руках стар­шей сестры и брата. Корову выгоняли в стадо, а всех мелких животных: кур, гусей, свиней— обихаживала наша старшая сестра, да еще и мы, младшие, были у нее на руках, так она всю жизнь была нашей матерью. Жили мы в однокомнатной саманной хате с соломенной крышей и земля­ным полом. У родителей была кровать, а мы, дети, летом спали на полу, а зимой — на русской печке. Игрушками нашими были самодельные во­лосяные мячи для игры в лапту, а зимой катались с горок на санках из коровьего кизяка, облитого водой и замороженного. Причем гулять ходи­ли по очереди, потому что сразу на всех не хватало одежды и обуви. Сада у нас еще не было, и мы ходили к дедушке и бабушке — Рыбаку Федору, Марии Васильевне. Сад у них был большой, мы любили там играть, бе­гать, ели там фрукты. Бабушка и дедушка были очень добрыми и любили своих внуков. У них было девять дочерей, но к тому времени, что я по­мню, с ними оставалась только одна дочь Рыбак Марина Федоровна, 1914 г. р. Другие дочери были уже замужем и жили отдельно своими семьями.

Папа был родом из Харькова, его родители приехали на хутор Журав­левка. Они в 1914 г. бежали от немцев, впоследствии вернулись на роди-

* Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова. Сыктыв­кар, 2001. Т. 4. 4.1. С. 975.

67

Семья Л. Короховой до ссылки.

ну после ее освобождения от немцев, а папа остался, женившись на на­шей маме. Во время революции папа был ее горячим сторонником, всю гражданскую войну воевал за Советскую власть, устанавливал на хуторе советские порядки. На фронте был командиром орудия, не раз отличал­ся, за что неоднократно был награжден и имел льготы. Папа имел не­сколько ранений и контузию. После окончания военных действий он был избран председателем хуторского сельского совета. Простые хуторяне его любили, всегда приходили к нему за советом и с жалобами. Наш дом постоянно был наполнен людьми. Конечно, были и недовольные. Папа был очень веселым человеком, играл на гармошке, на балалайке и очень любил детей. Как бы мы не шалили, он ни одного не шлепнул, только, бывало, погрозит пальчиком, маме тоже не позволял нас наказывать.

Так мы прожили на хуторе до 1931 г. Помню, в марте нас разбудили ночью, подняли с постели и мама начала нас одевать, старшие молчали, а мы с сестренкой ревели, не понимая, что происходит. В комнате и на улице были посторонние люди. Маме запретили брать с собой ценные вещи. Папа был в гневе, а мама плакала. Потом нас посадили на телегу, и мы поехали, дорогой папа говорил все время, чтобы мы успокоились, что это ошибочно, что нечего горевать. Он хотел показать какие-то доку­менты, для того чтобы нас отпустили домой, но, когда на станции Елань папа их показал, документы забрали, больше мы бумаг отца не видели. На станции нас выгрузили, помню, было очень много народу. Среди лю­дей мы увидели наших дедушку с бабушкой и их дочь Марину. Мы с ними

68

объединились и были с тех пор все время вместе до самой их смерти. На станции Елань мы просидели три дня, пока туда свозили людей со всех хуторов, все это время мы жили под открытым небом. Потом подали то­варный состав, и нас всех погрузили в вагоны, в вагонах были двойные нары, и каждый выбирал место сам или опускался там, где было свобод­но. Окошки в вагоне были очень маленькие, а на них еще и решетки. Ре­шетки были и на дверях. Нас заперли на замки и повезли в неизвестном направлении. Помню, было очень душно, очень тягостно. Туалет каждый организовывал сам, кто как мог. Только на больших станциях все это вы­носилось из вагона. Выносили и покойников, их было очень много.

Но мы все выжили и доехали до станции Котлас. Здесь нас выгрузили из вагонов и погрузили на грузовые баржи, здесь стало легче, было боль­ше воздуха. Мы вылезали на палубу и дышали нормальным воздухом. Так по реке нас привезли в село Богородское, Сторожевского района. В этом селе нас разместили по квартирам у местного населения. Мы жили в доме двух стариков, они к нам относились очень доброжелательно, под­кармливали нас, угощали шаньгами. На улице мы играли с коми детьми и почти все выучили коми язык. Сестры мои знали его в совершенстве и говорили на нем свободно, а я только понимала разговор, а говорить не говорила. Здесь в Богородском все трудоспособное население из пере­селенцев было собрано и отправлено в тайгу для постройки жилого по­селка. От нашей семьи уехали мама, папа, тетя Марина. Мы, дети, оста­лись в селе с дедушкой и бабушкой. Бабушка Рыбак Мария Васильевна здесь умерла и в этом селе похоронена. Мы остались с дедушкой.

Примерно через год наши родители и иже с ними построили в глухой тайге поселок, и назван он был Лемью, и приехали за нами. Погрузили весь скарб, стариков и детей на большие лодки (шняги), а все остальные шли по берегу и тащили лодки бечевой против течения, как бурлаки. По­мню, где-то по пути остановились на ночлег, все пошли в какой-то барак, стоявший на берегу, была осень и было очень холодно, а дедушка не пошел с нами, сказав, что переночует в лодке. Он, наверное, простудил­ся, и утром, когда мы подошли к лодке, он был в большом бреду, не раз­говаривал, так что привезли мы в Лемью его уже покойником. На поселке папу сразу угнали на лесозаготовки, а мама работала разнорабочей.

В 1933 г. весной во время весенней распутицы, видимо, так было за­думано, нас решили перевести в другой поселок. Помню, как мы шли по болоту, по сплошной воде, на мне были ботиночки, и, конечно, были они наполнены водой, так и шли. Иногда встречались такие места, где пройти было невозможно, и тогда мужчины брались за топоры, валили лес, де­лали настилы, переносили детей и переводили стариков. Много людей на этом пути погибло, утонуло и просто умерло от болезней. Так мы дош­ли до Княжпогоста, а оттуда до деревни Половники, пешком по тракту, который был построен заключенными. От деревни Половники мы про­шли еще 11 км, в глубь леса, в поселок Выльордым, где и стали жить.

69

Жили очень трудно, начался голод. Нам выдавали по 100 г муки на человека в день. Мама терла кору и белый мох, смешивала все с мукой, и кое-как слепив, пекла лепешки, но даже эти лепешки мы ели не досыта. Потом началась массовая смертность, люди как бы отупели от голода. Я, помню, как сидит женщина на улице перед домом, рядом с ней ребенок уже мертвый, а у матери совсем пустые глаза. Люди валялись на улице, другие ходили, перешагивая через мертвых, не обращая на покойников внимания. Ездила по поселку телега, куда бросали трупы, набрасывая тела как дрова, потом сваливали в общую яму.

Папа наш в это время был на лесозаготовке в леспромхозе Чемья-Шор, это недалеко от деревни Кошки, а потом его перевели в Косьяр. Маму нашу с другими женщинами отправили на заготовку ягод и грибов в поселок Лемью. Мы же, четверо детей, остались совершенно одни, за нами никто не смотрел и не следил, мы были предоставлены сами себе. Бродили, как бродячие собаки, в поисках хоть какой-нибудь еды. Ходили в деревню Половники просить милостыню, на тракт, где находились буд­ки, в которых жили рабочие по обслуживанию дороги, в основном это были заключенные, они всегда нас кормили и еще давали что-нибудь с собой. Это были очень хорошие люди.

Брат Александр, побродив какое-то время по тракту, пригрелся среди заключенных, которые обслуживали железную дорогу и жили тут же в балке, он им помогал, колол дрова, топил печь, мыл полы, а они его кор­мили. Моя старшая сестра Мария осталась в Княжпогосте, ее взяли в няньки. Мы с младшей сестрой Татьяной жили на поселке совсем одни и ждали возвращения мамы. Женщины вернулись, но мамы с ними не было. Они нам сказали, что наша мама не пришла. Позднее мы узнали, как это произошло.

Мама, ослабев от голода, по дороге в лес упала, начальник сказал, чтобы женщины оставили ее. Возвращаясь из леса, женщины нашли ее на том же месте, она уже не говорила, а только жестами показала, что ей очень холодно и попросила развести огонь, но опять вмешался началь­ник и приказал женщинам продолжать путь. Так маму оставили в лесу одну, там она умерла, и ее тело не предано земле. Видно, звери разнесли ее косточки и стали ее могильщиками. Милая мама, за что выпали тебе такие страдания? Ей было в то время всего 36 лет.

Позднее возвратился папа, узнав о гибели мамы, сказал: «Я пойду ее искать!» Мы в него вцепились, кричим: «Папа! Не ходи! Ты тоже не вер­нешься!»— это его, наверное, вразумило, и он не пошел. По разреше­нию коменданта он забрал нас с собой на лесопункт Чемья-Шор. Помню, как приехали мы к нему. Стоял большой барак без всяких перегородок внутри, и в нем очень много людей, все вместе, все на виду. Потом папе в углу отделили перегородкой небольшую площадь. У нас появилась от­дельная комната. Учиться папа устроил нас в Сереговскую школу. Снял нам в Серегово квартиру. К отцу мы приходили только на выходной день.

70

Ходили пешком по лесу, даже в зимнее время. Хотя зимой очень темно, мы ничего не боялись. Позднее, когда папу перевели в Косьяр, то мы переходили из Серегово через реку на тракт и там голосовали. На попут­ных фузовиках добирались домой. Теперь, иногда вспоминая свое дет­ство, удивляюсь: вокруг было столько репрессированных и заключенных, но никогда и никто нас не обижал, всегда старались оказать посильную помощь. Что же теперь произошло с человеческим родом, что даже на улицах города страшно встретить человека поздно вечером? Но буду про­должать свое повествование.

Я еще не сказала* что после смерти дедушки и бабушки их дочь Мари­на и несколько девушек сбежали из поселка. Таежными тропами пробра­лись сначала до станции, а потом с помощью добрых людей и Божьей помощью добрались до Волгоградской области.

Много было страданий, но, в конечном счете, она вышла замуж. Име­ла свой домик, хозяйство. Мы ездили к ней на лето, в гости. В 1995 г. она умерла на своей родине. Наш хутор Журавлевка был полностью разо­рен. Брат ездил туда посмотреть. Говорит, что одни бугорки торчат там, где стояли хаты, да высокий бурьян. Кому было это выгодно, погубить столько народу и превратить цветущий уголок в пустырь?

А брат мой, живя с заключенными, однажды встретился с человеком, который ехал в поселок Водный. Человек этот вез обмундирование для бойцов пожарной охраны. Он предложил брату поехать с ним, брат со­гласился. Закутав Александра в бушлат, в трескучий мороз, на открытой машине, привез в поселок и определил воспитанником пожарной охра­ны. Брат с азов начал постигать пожарное дело. Через некоторое время его увидел начальник пожарной команды города Ухты Мандрыко и взял к себе. Зачислил его бойцом пожарной команды, поставил на довольствие. Вечерами брат работал, а днем учился в Ухтинской школе № 1 до 1940 г. В январе папа попросил его забрать нас с сестрой Таней к себе, так как папа очень сильно стал болеть, он очень переживал за несправедливое обвинение, кулаком он себя не считал и им не был. Он имел очень много заслуг перед Советской властью.

Папа писал и Сталину, и Калинину, и Ворошилову, ответ был один: «Предоставьте документы». У него расстроилась психика, стали бить припадки, он чувствовал, что долго не проживет. Поэтому он попросил брата взять нас к себе.

Брат приехал к нам на зимние каникулы в 1940 г. и забрал нас в Ухту. Жили мы в пожарной охране, у нас была отдельная комната. Папа очень просил брата сохранить нас. Дать мне образование, папа считал, что я очень способная. Так мы стали жить в Ухте.

Через неделю брат получил телеграмму, что папа умер. Брат, чтобы нас не травмировать, сказал нам, что едет в командировку в Усть-Вымь, а сам в этот же день уехал хоронить отца. Похоронил он его в деревне Кошки, на кресте написал химическим карандашом имя. Позднее мы ис­

71

кали могилу отца, но так и не нашли. Брату лег на плечи тяжелый груз ответственности за нашу судьбу. Он бросил учебу и целиком занялся изу­чением пожарного дела. После каникул мы стали учиться в школе № 1 Ухты, там я встретила очень прекрасных людей. Таким человеком был директор школы Карчевский Генрих Адольфович. Это кумир для всех, как отец, как самый близкий человек. Всегда уравновешенным голосом умел и поругать, и подсказать, и научить только самому прекрасному. В школе я еще познакомилась с одной девочкой, которая потом осталась на всю мою жизнь самым близким человеком.

Когда брат привез нас в Ухту и определил в школу, я была беспризор­ным ребенком, плохо одетой, волосы мои были острижены наголо, после санобработки. В классе ко мне никто не подходил и все меня сторони­лись. Я сидела за партой одна. В один прекрасный день вошла в класс девочка, белокурая, кудрявая, прилично одетая и села со мной за одну парту. Она была очень общительная и меня не чуралась. Мы очень быс­тро подружились. Она рассказала мне, что они с семьей приехали из Смоленска к отцу, который здесь отбывал наказание и теперь освободил­ся, но его не отпустили домой. Политических не отпускали после оконча­ния срока, а закрепляли за производствами до окончания военных дей­ствий. Она часто приводила меня домой, кормила меня за одним столом со своей семьей, хотя на все продукты были карточки. Эта девочка дели­лась своим пайком со мной. Я часто ночевала у них, мне стелили по­стель, хотя я была беспризорным оборвышем. Это большой души чело­век. Впоследствии она стала знаменитым врачом, хорошим специалис­том в онкологии. Мы дружим до сих пор. Я бываю у нее в гостях, она помогает мне чем может. После нашей второй ссылки в Казахстан она помогла мне с работой и очень сильно поддерживала всегда. Простая смоленская девочка с такой щедрой широкой русской душой.

Школу я закончила в 1942 г. Шла война. Мне очень хотелось учиться дальше, но я поступила на работу. Брата к тому времени повысили в должности и перевели в пожарную часть поселка Ярега, а я начала рабо­тать в шахтном управлении сначала секретарем-машинисткой, потом меня перевели инспектором отдела кадров. Шла война, фронту нужна была помощь. Мы, комсомольцы поселка Ярега, старались внести свой посиль­ный вклад. Мы усиленно изучали военное дело. С нами занимались ра­ботники Ухтинского военкомата. Учили нас ползать по пластунски, мы выезжали в лес, ходили в походы. Я успешно сдала экзамены. После экзаменов мне и моей подруге вручили повестки на фронт. Мы были без­мерно счастливы. На другой день нас пригласил к себе секретарь партий­ной организации Киселев Павел Федорович. Он сказал нам, что не хочет отпускать нас на фронт потому, что на фронте нас убьют в первом же бою, а здесь мы принесем гораздо больше пользы.

Комсомольцы нашего поселка отправляли на фронт посылки, подпи­сывали займы, ездили с концертами художественной самодеятельности,

72

собирали средства для фронта. Днем мы работали на производстве, а ночью спускались в шахту, помогали рабочим перевыполнить план добы­чи нефти. Сверхплановый эшелон нефти ушел в конце 1943 г. для защит­ников Ленинграда. В нем была и крупица нашего комсомольского труда, возглавлял нашу комсомольскую бригаду мой брат.

Оглядываясь на прошлое, просто диву даешься, как хватало сил еще хрупким, полуголодным работать по 12 часов на основном производстве, а потом еще и столько дополнительно. Все четыре года войны мы рабо­тали без выходных и отпусков, но мы выстояли и победили. Я до сих по­мню, как нас разбудили громким стуком в окно и криком: «Победа!». Я вскочила, набросила сверху ночной сорочки пальто, обула валенки на босую ногу и выскочила на улицу, а там бушевало море людей, играла гармошка, люди плясали и кричали «Победа». До сих пор я чувствую ту радость и восторг людей.

За доблестный труд в годы войны меня и большую группу нефтяников наградили орденами и медалями. Указом Президиума Верхового Совета от 8 мая 1948 г. я была награждена медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».

Еще хочется сказать, что, несмотря на трудности жизни, молодежь влюблялась, женилась. Так в 1943 г. женился мой брат Александр, а в сентябре 1943 вышла замуж и я. Мой муж, Васильев Виктор Георгиевич, 1916 г.р. Судьба его была гораздо более трагична. В возрасте 16 лет, в 1932 г., мужа арестовали с группой ребят по политической 58 статье. Осу­дили на 10 лет. Пять из них он был на Соловках, а в 1937 г. его привезли на Ярегу. Он строил нефтяную шахту, а потом работал на ней до 1950 г. Позднее в своих воспоминаниях он напишет такие строки:

Меня из Москвы увезли под конвоем, С этапом мальчишек таких же, как я. Москва провожала завьюженным воем В начале тридцатых, в конце января. Я помню, как вяли надежды мальчишек, И чахли идеи у зрелых мужчин. Не раз вспоминал я героев из книжек, Которые пали за новый режим.

Жизнь стала улучшаться. В 1947 г. отменили карточки на продоволь­ствие, сократили рабочий день, стали давать отпуска. В 1947 г. мы с му­жем побывали в Москве. Он был очень счастлив увидеть родных, но маму он не застал. Она его не дождалась, хотя очень этого хотела. Мы навести­ли ее могилу на Ваганьковском кладбище, где она похоронена. Я вместе с мужем очень грустила, вспомнила свою маму, у которой даже могилки нет. Но это не по нашей вине, так распорядилась судьба. Надо все вытер­петь, что нам предназначено. А предназначено нам было еще одно испы­тание.

73

В 1950 г. мужа моего опять арестовали. Мы как раз обедали, вошли к нам двое мужчин в форме и сказали мужу, что он арестован. У меня был шок, я долго не могла придти в себя, понять, что происходит. Постепенно отошла, стала собирать вещи в дорогу. Потом его увезли в тюрьму в Ухту. Там он пробыл шесть месяцев, а затем был отправлен в Сыктывкар и там был вынесен окончательный приговор: «отправить на вечное поселение в Казахстан». Я поехала в Сыктывкар передать вещи, но его уже отпра­вили, со слезами вернулась обратно. Надо было думать, как жить даль­ше, на руках у меня осталось двое детей, шести лет и одного года от роду. На работе, во дворе, среди друзей вокруг меня образовался вакуум, все меня сторонились, а многие написали заявление на мою квартиру Меня вызвал начальник шахты Мишаков Владимир Никифорович, и, держа в руках пачку бумаг, сказал: «Вот на Вашу квартиру 98 заявлений, но я Вас не трону, живите и, если нужна будет помощь, обращайтесь!». На работе меня переместили в бухгалтерию, а комсомольская организация, куда я так много вкладывала сил, вызвав меня на комитет, поставила вопрос ребром, без всяких предисловий: «Муж или комсомол?». Я ответила: «Ком­сомол мне дорог, но мужа я в беде не оставлю». Положила комсомольс­кий билет на стол и ушла.

Муж к тому времени уже прибыл к месту назначения в поселок Карад-жал Карагандинской области. Получил назначение на работу, находился на вольном поселении. Работал он буровым мастером, искали железную руду Мы с мужем регулярно переписывались, все наши письма проходи­ли цензуру.

Весной 1951 г., мы с детьми приехали к мужу на поселение. Конечно, место, куда мы приехали, было пустынное, мрачное, почти никакой рас­тительности. Только ранней весной появлялся низкий кустарник и трава, но очень быстро от палящего солнца все выгорало, и вся местность пре­вращалась в пустыню. Помню, там было много ссыльного люда: чечен­цев, немцев. Мы все очень дружили, не было между нами никаких разно­гласий. Казахи очень гостеприимный народ. Меня там все называли «де­кабристкой».

Раз нам было предназначено пожизненное пребывание, то мы стали организовывать свой быт. Сначала купили землянку, потом домик из од­ной комнаты, к этому домику стали пристраивать дополнительные ком­наты и подсобные помещения. Мне все было в диковинку но за короткое время я освоила все премудрости. Как заправский строитель месила гли­ну босыми ногами, мазала крышу и стены. Так мы вместе с мужем пост­роили довольно приличное жилье, дети спали в отдельных кроватках, к тому времени сынков было уже трое. Возле дома у нас был огород, а в сарае— корова и куры. С питанием уже было легко, да и к условиям я привыкла.

В один из солнечных дней муж пришел домой очень взволнованный, держа в руках какую-то бумажку, в ней было написано, что он ни в чем не

74

виноват и полностью реабилитирован. Вот так судьба играет человеком. Получил десять лет срока, отбыл одиннадцать, потом семь лет ссылки, а потом сказали, что ни в чем не виновен. Сейчас, когда видишь по телеви­зору, что за какое-то слово или заметку в газете люди подают в суд за моральный ущерб, то думаешь, как изменилось время, нам за всю иска­леченную жизнь выплатили копейки.

После этого сообщения об освобождении мы стали сразу собираться в дорогу, домой, в Ухту. В Ухте проживали мои сестры и брат. Надо отдать им должное, они постоянно помогали нам, присылали посылки, приезжа­ли: сестра Татьяна была два раза, а Мария — один раз. Когда мы верну­лись, то поселились сначала у Марии, а потом жили у Тани, пока муж не получил собственную квартиру. Муж работал в геофизике начальником полевой партии, а я устроилась на НПЗ оператором товарного цеха. Так случилось, что с мужем мы развелись, и я стала воспитывать детей одна. Во всем помогали мои милые сестры Мария и Татьяна, одна бы я не смогла выучить своих сыновей. Дети учились хорошо и очень меня жалели, не огорчали. Дети в доме по очереди дежурили. В обязанности дежурного входило следить за порядком, вынести мусор, купить хлеб, вымыть посу­ду. Мне с детьми было очень хорошо, тепло, уютно. Дети — это мое един­ственное счастье. Бог вознаградил меня за мои страдания.

Все трое закончили высшие учебные заведения, отслужили в армии, обзавелись семьями. Теперь у меня не только внуки есть, но и двое прав­нуков. Сейчас я нахожусь на заслуженном отдыхе. Много времени прово­жу в раздумьях о своей прожитой жизни. Вспоминаю хороших и плохих людей, встречавшихся на моем пути. Плохих я пытаюсь гнать из своей памяти, а хороших всегда благодарю. Хороших людей мне встречалось много, и о них я теперь вспоминаю с благодарностью и молюсь за них.

Сейчас жизнь моя протекает спокойно. Радуюсь жизни, успехам детей и внуков моих, радуюсь проявлению заботы, казалось бы, посторонних людей и в душе благодарю, благодарю, благодарю. Пока будет существо­вать доброта человеческая, до тех пор будет существовать и мир. Низкий Вам поклон, добрые люди, тем, кто создает эту книгу Памяти, низко кла­няюсь и благодарю. Вы делаете очень нужное для людей дело. Не только люди, но и Господь благодарит Вас.

Если сочтете нужным, печатать разрешаю.

Из фонда воспоминаний и писем научно-исследовательской лаборатории «История крестьянства Европейского Севера в 20—30-е годы XX века». Воспоминания написаны Л.В. Васи­льевой (Короховой). Документ представлен студенткой фа­культета психологии и социальной работы СыктГУ Н.В. Ма-кариковой. 29 октября 2002 г.

75

КОРОХОВОЙ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ

...Когда настала коллективиза­ция крестьянских хозяйств, наш отец под влиянием дедушки Рыбака, от­казался пойти в колхоз. Его тогда вы­перли из сельсовета, начали всячес­ки насиловать вступить в колхоз, не­сколько раз лишали права голоса, штрафовали, накладывали непо­сильные налоги, но он упрямо игно­рировал все эти насильственные мероприятия и оставался единолич­ником. И вот настал период раску­лачивания зажиточных крестьянских хозяйств, в эту струю попал и наш отец, к тому же на хуторе много было и врагов. Вот так и расправи­лись с нами и тем самым ликвиди­ровали, как мозоль, единоличное хозяйство. При выселении нас с ху­тора Журавлевка отец сам запряг в телегу своих лошадей, и мы со все­ми шмотками, что могли взять с собой, поехали на станцию Елань. В это время отец заявлял, что когда приедет на станцию, то покажет докумен­ты, и мы сразу вернемся домой. Но оказалось не так, когда он показал документы о воинских заслугах и имеющихся льготах от раскулачивания, все документы забрали, а мы оказались в Коми АССР на специальном поселении. И, как ты уже знаешь, он писал из Коми и Ворошилову, и Ста­лину, и Калинину, но от него требовали документы, подтверждающие служ­бу в Красной Армии. Отец волосы на себе рвал и негодовал, зачем он отдал документы в Елани, от этого заболел эпилепсией, так и умер, не дождавшись справедливости...

2 декабря 1991 г.

Из письма Александра Васильевича Корохового сестре Любови Васильевне Короховой (Васильевой). Из фонда воспоминаний и писем научно-исследовательской лаборатории «История крестьянства Европейского Севера в 20—30-е годы XX века».

Документ представлен студенткой факультета психологии и социальной работы СыктГУ Н.В. Макариковой.

ГОседм^ДОШМД a*» Hp

ж#мшвиш^?.г:-.:   ■■■

м? • «я, арьтйхаа* f Г? ег ? я*к JSC)! од*.

- 16 ЮЛ,        - ?0 »», <■:■**•««* 3» гз*>ж*. усадЫ» еда»» eht H*mmt мод яе?годат« <-?. м>:ш»аа а.-:с-» «<

::: ш Й«»м>и»»№-# ■ ef»ss>M)«K«r«» ео^ржиля »* *> Ш$фП>. :ЗШ. гад» я

ШГ tim шшт» ядом^'ДО/'ДОмиь' *у-л*а***> тягчу*™**

. «М«..**Н«!«ф» •Л**-* *М|....»ИбкГ*..Ь*«..г: fe-        AO'JV Т*ту*м*

76

КАРАУЛОВ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

Спецпоселок Выльордым, Усть Вымский район

Караулов Василий Андреевич, 1867 г.р., русский, м.р. Сергиев­ский с/с, Сергиевский р-н, Бугурусланский округ, Средневолжс-кий край, м.п. по месту рождения, выслан в 1930 г. на основа­нии решения особой комиссии о выселении. Постановление СНК и ЦИК от 01.02.1930 г. М. с/п: п. Выльордым, Железнодорожный р-н Коми АССР. С\с: жена: Караулова Пелагея Макаровна, 1894 г.р.; сын — Караулов Петр Васильевич, 1909 г.р.; сноха — Кара-улова Ольга Федоровна, 1911 г.р.; сын— Караулов Николай Васильевич, 1918 (1916) г.р.; сын — Караулов Валентин (Вале­рий) Васильевич^ 1920 г.р.; сын — Караулов Алексей Василье­вич, 1923 г.р.*

Обращаюсь к Вам с просьбой выслать мне архивную справку о том, что в 1930—1940 гг. я был в ссылке в Усть-Вымском районе, спецпоселок «Выльордым».

Я врагом никогда не был, как и мой отец, как и все крестьяне-тружени­ки, которые трудились на земле. И вот случилось так, что лучших из луч­ших селян и работяг выслали по чьему-то желанию. Отец мой был про­стым крестьянином, а не кулаком, имел всего 2 лошади и 1 корову. Рабо­тали сами, никто нас не кормил, все зарабатывали своим трудом. Теперь отдельные чиновники и такие, как Березовские и Гусинские, и другие зах­ватили все богатства России.

Мать умерла, как только узнала о ссылке, а дети с отцом попали на север. Отец умер в ссылке в 1933 г. в Сыктывкаре в больнице. Я работал с 13 лет на очистке сучьев, т.к. был несовершеннолетний, потом возил лес на лесоповале, потом работал на сплаве леса.

В то время нас считали врагами народа, нас, тружеников России. Но мы были совершенно другие и не враги народа и из ссылки пошли добро­вольно на фронт защищать матушку Россию. Я ушел на фронт в 1942 г. Воевал танкистом, горел в танке, потерял зрение, на 1 глаз — 0, второй дважды оперировал. И теперь я инвалид Великой Отечественной войны II группы. Брат Алексей Караулов погиб на фронте, брат Петр умер по старости.

Вот я Вам и рассказал свою историю, как было дело. Теперь молодые лодыри не дадут столько хлеба, и мы просим от США: «Дайте хлебца». Россия была бы богата, если бы мы не уничтожили тружеников-крестьян. Теперь нужно землю дать хозяевам, семьям даже из других государств СНГ, вернуть их в Россию и освободить от мытарств, дать им льготы, и будут у нас хлеб и овощи.

* Покаяние: Мартиролог / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч. 1. С. 934

77

Я остался жив один из всей семьи и прошу помочь мне и выслать архивную справку.

С уважением Караулов. 5 марта 2001 г.

Заявление в МВД Республики Коми. Хранится в НА РК.

КАНАЛОВ БАСАМИ ЖряЗ^КЧ, ГВ92тепя иждму** »ч и**г«юр-

дчнт CMC и ОС СССР af f<*» <Г!?ля Ш'г.       ~-   *   ва^г-ч с

п-ашудяз ibro Васильев»*» .{«раудо» ИякакеЯ Васильевич

.{арауял» Ада>кс*Й ifeetws»^B$f4 , ? ,о»и гостий w^:.

гСашуля» Зляеитян Б*сидь«?я«ч » Ллрлу^оо Няэ&ллй Звг-дяьеяйч 'ЛЩ| До** А2СР. rvsuevjtitt Звелйкй W5№t о*л»«5оад^1 4#»w**^ ГА*»*»    л~"х

fc

СТАТИВКИН ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВИЧ

Спецпоселок Усть-Коин, Усть-Вымский район

Стативкин Федор Иванович, 1890 г.р., русский, м.р. д. Кардаи-ловка, Иловленский р-н, Чкаловская обл., м.п. по месту рожде­ния, выслан в 1930 г. на основании Постановления СНК и ЦИК от 01.02.1930 г. Выписки из протокола № 15 заседания окршта-ба по ликвидации кулаков от 24.02.1930 г. М. с/п: п. Усть-Коин, Усть-вымский р-н Коми АССР. С\с: жена: Стативкина Надежда Афанасьевна, 1890 г.р.; сын — Стативкин Яков Федорович, 1911 пр.; сноха— Стативкина Мария Гавриловна, 1912 пр.; сын — Стативкин Иван Федорович, 1920 г.р.; сын — Стативкин Васи­лий Федорович, 1927 г.р.*

Я бывший житель поселка Усть-Коин Железнодорожного р-на. Мои родители и мы, дети, в 1930 г. были высланы из Оренбургской обл. в этот поселок. Правда, его тогда не было, а была сплошная непроходимая тай­га, но время шло, и поселок был построен.

* Покаяние: Мартиролог / Сост. Н.М. Игнатова. Сыктывкар, 2001. Т. 4. Ч. 2. С. 496. 78

Так вот, в этом поселке началось наше «счастливое детство». Мы как никто другой познали и голод, и холод, и нищету, и тяжелый рабский труд, а в военное время тем более работали на равных с взрослыми (таков был с нас спрос). В летний период я с напарником в основном работал лодочником. Эта работа заключалась в том, чтобы на лодке увозить муж­чин в военкомат для отправки на фронт, а на обратном пути грузить в лодку груз (мешки с мукой, крупой и т. д.) 1—1,5 т и везти по реке против течения 123 км. А нам ведь в то время было по 14—15 лет. Зимой, начи­ная с ноября 1941 г. и по май 1944 г., я работал в Турьенском леспромхозе на разных участках, куда меня вместе с родителями и братом Василием направлял колхоз, председателем колхоза был Тихов Ив. Фил.

С ноября 1941 г. по май 1942 г. работал на уч-ке Вороква (этот участок находился в 192 км от пос. Усть-Коин, по реке Вымь —132 км и далее по реке Вороква 60 км). Я в основном возил с первого участка продукты, хлеб, т.к. пекарня была одна на 3 участка, а мы жили на втором.

С ноября 1942 г. по март 1943 г. работал в пос. Усть-Коин на вывозке леса из тайги к берегу реки. Мастером Усть-Коинского уч-ка был Мастрю-ков Петр Александрович.

С ноября 1943 г. по март 1944 г. работал и проходил всеобуч по линии Военкомата на уч-ке Божьюдор на лесоповале, где мастерами уч-ка были Сборец Григорий и Фульнев Никита Филип. А нашими наставниками по линии Воекомата был Доганов Петр из пос. Мещуры, а у другого фами­лию забыл.

И, наконец, 1944 г, кажется, с мая и по сентябрь был вызван повест­кой от железнодорожного военкомата на призывной пункт, где в дневное время работал на повале леса и погрузке его в вагоны, а в выходные дни обучали нас военному делу (стрельбе). 25 ноября 1944 г. я был призван в армию. А сегодня мне 69 лет, волею судьбы я оказался в Самаре. Скажи­те, пожалуйста, как мне найти каких-то свидетелей? Пенсии на прожива­ние не хватает, а зарабатывать не позволяет здоровье. И было бы хоро­шим подспорьем доплата за те военные годы, когда я работал подрост­ком. Для этого необходимы документы, свидетельствующие о том, что я не только там проживал, но и работал.

Убедительно прошу Вас выслать копии с этих документов, т.к. самому мне приехать не под силу.

Прилагаю к письму справку о реабилитации меня, что я действитель­но проживал в пос. Усть-Коин.

С уважением к Вам Стативкин.

19 января 1996 г.

Запрос на архивную справку. Хранится в НА РК

79

БАКЛАНОВ КОНСТАНТИН ЕГОРОВИЧ

Спецпоселок Божьюдор, Небдинский детдом, Усть-Вымский район

Бакланов Георгий Андреевич, 1900 г.р., русский, м.р. Рос-Из-майловский с/с, Новоаннинский р-н, Нижневолжский край. Ме­сто с/ п: п. Божьюдор, Усть-вымский р-н Коми АССР. С/с: мать — Бакланова Александра Дмитриевна; жена — Бакланова Агра-фена Исидоровна; сын — Бакланов Аким Георгиевич; сын — Бакланов Василий Георгиевич; сын — Бакланов Константин Ге­оргиевич* .

В мае 1931 г. наша семья в составе: отец — Бакланов Егор (Георгий) Андреевич, 1900 г.р.; мать— Бакланова Аграфена Сергеевна, 1900 г.р.; сын — Константин Егорович, 1924 г.р.; сын — Аким Егорович, 1928 г.р. — проживавшая в то далекое время в Сталинградской области Бударинско-го р-на, хутор Рог-Измайловский, была раскулачена и выслана в респуб­лику Коми, в глухую тайгу, в местечко Бэж-ю-дор (за точность названия не ручаюсь, т.к. был мал1). От страшно тяжелых условий проживания там умерла мать. Отец был назначен старшим по переселенцам, но народ от такой жизни стал убегать из этого поселения, и отца, как отвечавшего за их местонахождение, забрали. Куда — не знаю. Только я его больше за всю свою жизнь ни разу не видел и не знаю его судьбу-кручинушку.

Остались мы с младшим братом вдвоем без средств к существова­нию. Но нашлись добрые люди и на пароходе отвезли нас в г. Сыктывкар, откуда нас направили в село Небдино Сторожевского р-на, где только начинал организовываться детский дом. Было это, наверно, летом 1932 г. В 1939 г. я в Небдино окончил семилетку и уехал в г. Сыктывкар, где по­ступил в Лесотехнический техникум, учась и живя на стипендию в 51 руб. в месяц. Но когда в 1940 г. отменили стипендию (кроме отличников) и ввели плату за обучение, мне стало не до учебы, просто не на что было жить. И хорошо, что в это время открыли ФЗУ и РУ. Так я оказался в Крас-нозатонском ремесленном училище, учился на токаря. Нас очень хорошо кормили, одевали. Но 22 июня 1941 г. началась Великая Отечественная война, а 20 августа 1942 г. меня из училища забрали в армию, потом на фронт. 23.08.1943 г. под Харьковым я был тяжело ранен и в Коми АССР больше не попал...

С искренним уважением к Вам Бакланов. ^3 августа 1996 г.

Из заявления КБ. Бакланова в МВД РК. Хранится в НА РК.

* Покаяние: Мартиролог/ Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... Т. 4. Ч. 1. О. 777.

1 Правильное название «Божьюдор»

80

КРИВЦОВА АЛЕКСАНДРА ИВАНОВНА

Спецпоселок Вожаель, Усть-Вымский район

Кривцов Иван Егорович, 1886 г.р., русский, м.р. х. Попов, Ми­хайловский р-н, Нижневолжский край, м.п. по месту рождения. Выслан в 1931 г. на основании постановления Михайловского РИК от 05.05.1931 г. М. с/п: п. Божьюдор, Усть-вымский р-н Коми АССР. С/с: жена — Кривцова Анна Федоровна, 1887 г.р.; сын — Кривцов Иван Иванович, 1915 г.р.; дочь— Кривцова Пелагея Ивановна, 1917 г.р.; дочь — Кривцова Клавдия Ивановна, 1920 г.; сын — Кривцов Михаил Иванович, 1922 г.р.; сын — Кривцов Евграф Иванович, 1924 г.р.; дочь — Кривцова Александра Ива­новна, 1926 г.р.*

В этом заявлении я напишу о родителях только то, что помню по дет­ским воспоминаниям и что слышала в разные годы от взрослых, т.к. в семье я была младшим ребенком.

Семья наша жила в Донской области или округе, Усть-Хоперского р-на, хутор Попов, потом это стало называться Волгоградская обл., Михай­ловский р-н, хутор Попов.

Моих дедушку и бабушку (родителей отца) выслали в Казахстан, и я о них не знаю ничего. Нашу семью выслали в Коми, в пос. Вожаель.

Отец Кривцов Иван Георгиевич (Егорович), умер в 1934 г. в Усть- Выми, куда его увезли из Вожаеля всего опухшего от голода; было ему около 54—55 лет. Где он похоронен, я не знаю.

Мать, Кривцова Анна Федоровна, умерла тоже от голода зимой 1933 г. примерно в возрасте 48 лет. Маму похоронили в Вожаеле, но впослед­ствии на месте кладбища построили аэродром.

Сестра Тоня была выслана в Коми с семьей мужа — Шибитова Ивана Ивановича. В 1933 или 34 г. она погибла, ее убили заключенные.

Брат Андрей не был в Коми, т.к. он где-то скрывался. Я о нем ничего не знаю, вероятнее всего сейчас его уже нет в живых.

Брат Иван жил до 1943 г. в Вожаеле, ушел на фронт, был танкистом, пропал без вести. В Вожаеле оставались его жена и трое детей.

Сестра Полина (1916 г.р.) жила с семьей в пос. Вожаель до 1974 г., уехала на Украину, город Черкассы, где и сейчас живет с мужем.

Сестра Клава (1920 г.р.) жила в поселке до 1968 г., а потом вместе с мужем выехала в Москву, где живет вместе с сыном.

Брат Миша с 1935 г. по 1939 г. жил в детском доме в селе Айкино Усть-Вымского р-на, потом год учился в селе Щелья-Юр в техникуме, а на фронт ушел из пос. Вожаель в 1942 г. С фронта возвратился в конце 1946 г., у

* Покаяние: Мартиролог. Т. 4. Ч. 1 / Сост. Г.Ф. Доброноженко, Л.С. Шабалова... С. 986. Место спецпоселения указано неправильно. С 1931 по 1941 гг. место спец­поселения — Карело-Финская ССР.

81

него было 5 ранений. Он работал при штабе в Устьвымлаге, а когда вы­шел в отставку, уехал в г. Михайловку Волгоградской области. Умер он в 1981 г. в возрасте 58 лет и похоронен в Михайловке.

После моего рождения был еще братишка, но он умер младенцем. Я была в семье младшей. В 1935 г. меня вместе с братом Мишей увезли в детский дом в с. Айкино. Там я и окончила 7 классов до 1940 г. Поступила в Сыктывкарский строительный техникум, год училась. В 1941 г. на 3-й день войны всех студентов направили на сплавные работы. Я работала весь летний сезон, а поздней осенью приехала в Вожаель и стала жить в семье брата Вани. В 1942 г. я приехала в Сыктывкар и поступила учиться в ФЗО на моториста, по окончании с января 1943 г. по октябрь, т.е. всю навигацию, я работала на катерах на Вычегде в Туискеросской запани. В октябре 1943 г. я приехала в пос. Вожаель и жила уже с сестрой Клавой, на работу поступила в сберкассу кассиром, где проработала до июня 1945 г. Потом меня перевели работать секретарем-машинисткой в Политотдел Устьвымлага. В системе я проработала до августа 1949 г., а потом уехала в Ухту, поступила в горнонефтяной техникум, закончила его в 1953 г. И с 1953 г. до 1989 г., т.е. 35 лет, в геологии— в экспедиции, лаборатории физики пласта. Ушла из геологии на пенсию. И по сей день живу в Ухте. Я и сестра Клава в 1946 г. были награждены медалями за доблестный труд во время Великой Отечественной войны.

Я пропустила брата Граню, он умер в Вожаеле, был он тогда мальчи­ком. Вот коротко все, что я могу рассказать о своей семье, документов у меня никаких нет по поводу раскулачивания.

С уважением Кривцова.

6 февраля 1995 г.

Из заявления в МВД РК. Хранится в НА РК.

82